"Следом песни, которой ты веришь..."
(Размышления над рукописью Александра Башлачёва)
Рукопись эта, оформившаяся в нечто цельное уже после гибели автора, носит традиционное название: "Стихи и песни". Но составляющие ее тексты не поддаются этому, во многом условному делению: здесь вот - песни, а здесь - стихи, Перед нами, по существу, новый жанр: "стихи-песни". Жанр, мало напоминающий прежние многообразные варианты "бардовской" песни - и не менее далекий от "текстовок" популярных рок-групп. Мы еще, по существу, не имеем опыта восприятия подобного рода произведений.
Единственная книга поэта не успела еще появиться в свет, - а уже наметилась тенденция определить однозначное место поэзии Александра Башлачёва в современной культуре, уже выявилось стремление вставить его в какой-то "ряд", отнести к какому-то "направлению"... В тех многочисленных публикациях, которые появились в молодежных журналах и газетах за последний год, это место определяется примерно так: "у истоков русского рока", русской "рок-культуры". Но, как всякий одаренный художник, Башлачёв не может не вырываться из этой однозначности...
О роке спорили и спорят. Его ругают - и перед ним преклоняются. Его пытаются полностью отнести на счет западных влияний, представить своеобразной экспансией со стороны "загнивающего капитализма" - и так далее. Но ничто, даже в мире духовной культуры, не возникает "из ничего" - и не будь у нас дома благодатнейшей почвы, порождающей агрессивные, неспокойные или безысходно-трагические мотивы, столь популярные в современной молодежной культуре, - право, не заполнил бы этот самый "проклятый" рок души, сердца, экраны телевизоров и кинотеатров. Так что пора говорить о нем спокойно, серьезно и трезво.
В небольшом по объему наследии А. Башлачёва существует много сквозных проблем, терзавших поэта на протяжении всего его недолгого творческого пути. И одна из главных - это проблема осознания себя во времени. Знаменитое "Время Колокольчиков":
Век жуем матюги с молитвами,
Век живем, хоть шары нам выколи.
Спим да пьем сутками и литрами.
Не поём. Петь уже отвыкли.
Поэт осознает себя внутри этого разбитого, раздробленного, больного времени. Он судят о нем не со стороны, он живет в нем - и поэтому вынужден принимать его таким, какое оно есть. Но смириться с его жутковатой конкретностью - не может и не хочет. А врать - не умеет.
Летим сквозь времена, которые согнули
Страну в бараний рог - и пили из него.
Все пили из него - и мы с тобой хлебнули...
("Петербургская Свадьба")
Это "мы"... Такое настойчивое, такое постоянное в строках Башлачёва. Такое необычное для лирических стихов. Так нарушающее широко распространенное представление о нигилизме и аполитичности современной молодежи. "Мы", выпадающее из эпохи сведения счетов, поисков правых и виноватых. Честное признание связанности, неразрывности всех поколений единого страдающего Народа:
Вы снимали с дерева стружку.
Мы пускали корни по новой.
Вы швыряли медную полушку
Мимо нашей шапки терновой.
А наши беды вам и не снились.
Наши думы вам не икнулись...
Вы б наверняка подавились.
Мы же - ничего, облизнулись...
("Некому Березу Заломати")
А ведь сегодня такой взгляд на эпоху свойствен, пожалуй, лишь рок-культуре. Откуда она, такая, взялась?
Лирическое "мы" - это приобретение поэзии XX века. Приобретение противоречивое, ибо предполагает соединение несоединимых вещей.
Народная песня не знала такого "мы". Человек в ней жил в мире, среди людей и природы. Жил как пел, пел как жил: "Во поле березонька стояла..."
Классическая поэзия тоже не нуждалась в этом местоимении. Уютная усадьба. Тенистые аллеи парка. Красивая девушка в белом платье. "Я помню чудное мгновенье..."
То же касается и городского романса. Уездный город. Деревянные мостки. Колокольный звон. Воскресная тишина. "Крутится, вертится шар голубой..."
Потребовалось пережить кризис начала нашего столетия для того, чтобы осознать это неизбежно надвигающееся "мы" - как это сделал Александр Блок: "Мильоны вас. Нас тьмы, и тьмы, и тьмы..."
Современный промышленный пейзаж. Город, разросшийся вширь, железобетонный, серый, дымящий, холодный. Теснота и неустроенность общежитий. Безличность домов и одинаковая неуютность квартир. И незаметность людей, каждый день тысячами проходящих и проезжающих мимо тебя...
Мы строили замок, а выстроили сортир.
Ошибка в проекте, но нам, как всегда, видней.
Пускай эта ночь сошьет мне лиловый мундир.
Я стану Хранителем Времени Сбора Камней.
Я вижу черные дыры.
Холодный свет.
Черные дыры...
Смотри, от нас остались черные дыры...
Этот мотив у Башлачёва постоянен: "Но этот город с кровоточащими жабрами надо бы переплыть..." ("Ржавая Вода"), "Моя голова - перекресток железных дорог..." ("Поезд"), "Голосит беда бестолковая, в небесах - звезда участковая" ("Егоркина былина")... И вот уже маячит в сознании сумрачный, полубредовый облик этого вечного воплощения обезличенного "мы":
Этот город скользит и меняет названья,
Этот адрес давно кто-то тщательно стер.
Этой улицы нет, а на ней нету зданья,
Где всю ночь правят бал Абсолютный Вахтер...
Но Человек не может, оставаясь Человеком, лишиться себя. Поэтому он должен противостоять этому торжеству одинаковости. Противостоять обезличиванию - чтобы остаться личностью. Но это не так просто - противостоять:
Хотелось закурить -
но здесь запрещено.
Хотелось закирять -
но высохло вино.
Хотелось объяснить -
сломали два ребра.
Пытался возразить,
но били мастера...
Цепь разногласий с миром выстраивается в систему: "Хотелось полететь - приходится ползти...", "Хотелось закричать - приказано молчать..." А кончается страшно и безысходно:
Психически здоров.
Отвык и пить, и есть.
Спасибо. Башлачёв.
Палата номер шесть.
Символично, что Башлачёв, ставший "у истоков рок-культуры", - уроженец Череповца. С детства он видел то, что видим мы: серую монотонность городской застройки, наплевательское отношение к немногим образцам настоящей культуры, еще сохранившимся, бездумное издевательство над природой - и над самим собой. И потому "не спрашивай, по ком звонит колокол". Прежде чем спрашивать, почему он писал так, надо подумать: а можно ли об этом писать иначе?
Можно ли воспевать цветущий сад, когда рядом и сейчас его уничтожают? О какой же воде петь, если она только "ржавая"? Можно ли искать опору в вечных истинах, если они попираются у тебя на глазах? И поэтому спасительные "Вера, Надежда, Любовь" превращаются в известной песне Башлачёва в "Верку, Надьку и Любку":
Сижу в своем теле, как будто в вулкане.
Налейте мне свету из дырки окна!
Три грации, словно три грани в стакане.
Три грани в стакане, три разных мамани,
Три разных мамани, а дочка одна.
Последние годы нашего бытия чрезвычайно обострили эти противоречия. Возникло сознание перелома.
Поэтому и поток сознания, движущийся в песнях поэта, несет в себе обломки чего-то, прежде бывшего единым, а теперь разбитого, распавшегося, до неузнаваемости искаженного. И сознание того, что когда-то бытие было цельным, прекрасным, - вызывает боль. Поэтому не случайна такая насыщенность стиха Башлачёва литературными цитатами. Общеизвестные, застрявшие в подкорке со школьной скамьи строки скачут в самых неожиданных сочетаниях:
Не мореплаватель, не плотник,
Не академик, не герой, -
Иван Кузьмич - ответственный работник.
Он заслужил почетный геморрой.
Его пример - другим наука.
Век при дворе. И сам немного царь.
Так, черт возьми, всегда к твоим услугам
Аптека, улица, фонарь...
И происходит удивительное. Классическая строка, втиснутая в чуждый ей контекст, не теряет смысла, а напротив: оставаясь в силе гармонии, выносит приговор своему неожиданному-негаданному окружению. Беззащитный, казалось бы, фрагмент былой цельности оказывается судьей нынешней раздробленности:
Не позволяй душе лениться
В республике свободного труда.
Твоя душа всегда обязана трудиться,
А паразиты - никогда!
И еще: "Однозвучно звенит колокольчик Спасской башни Кремля..." ("Зимняя Сказка"), "В общем, места в землянке хватает на всех. А что просим? Да мира и милости к нашему дому..." ("Слушая В. С. Высоцкого"), "Погиб поэт - невольник чести, Сварился в собственном соку..." ("Мы Льем Свое Больное Семя..."). И еще, и еще, и еще...
И эта пестрота - не только литературная. Это - пестрота историческая. Эпохи в нашем современном сознании лишены преемственности. Они разрублены - и затем связаны наспех тяжелым жестким узлом:
Усатое "ура" чужой, недоброй воли
Вертело бот Петра в штурвальном колесе.
Искали ветер Невского да в Елисейском поле
И привыкали звать Фонтанкой - Енисей.
Часто кажется, что по прошествии времени этот роковой узел накопленных исторических проблем развяжется сам собою - и станет понятной четкая логика нашего исторического пути... Сегодня мы видим другое. По мере удаления от страшных лет они представляются современному человеку все более нелепыми, нелогичными, невозможными. Но сегодня мы слишком хорошо знаем, что они - были. И об этом - в стихах Башлачёва: "Если б не терпели - по сей день бы пели. А сидели тихо - разбудили Лихо..." И дальше:
Пососали лапу -
поскрипим лаптями.
К свету - по этапу.
К счастью - под плетями.
Веселей, вагоны!
Пляс да перезвоны.
Кто услышит стоны
краденой иконы?..
И все же, как ни настойчивы эти мотивы глобальной раздробленности в песнях поэта, - главным для него, вероятно, было другое: поиск выхода, опоры. Не видя такой опоры во внешней жизни, он искал ее внутри человека.
"Мы" Александра Башлачёва- не замятинское "мы". Это "мы" сопричастности к взаимной ответственности за то, "в чем был и не был виноват". Поэт призывает своих современников к простому: живите и любите! Любите не из наслаждения или корысти, любите не "за что-то", - а просто потому, что любовь и есть жизнь.
Тут дело не ново -
словить это Слово.
Ты снова, я снова,
и снова лови.
Тут дело простое -
нет тех, кто не стоит
Нет тех, кто не стоит любви.
Многообразна любовь в стихах Башлачёва. Это и мимолетная нежность случайной встречи (с горьким привкусом похмелья) - и всепоглощающее чувство неотторжимости от людей, от родины. Именно она-то и является единственной ценностью и цельностью в разорванном мире поэта, - поскольку исходит из его души, открытой всем и всему.
Да как же любить их - таких неумытых,
Да бытом пробитых, да потом пропитых?..
По способности любить и оценивается человек: "Любовь - это то, в чем я прав и неправ, и только любовь дает мне на это права..." ("Поезд"). Любовь - это в поэтическом мире Башлачёва и жалость, и сострадание, и желание помочь, и бескорыстное восхищение неповторимостью каждого человека: "Да разве можно не любить? Вот эту бабу не любить, когда она такая!.." ("Случай в Сибири").
Итак, Башлачёв стоит "у истоков русского рока". И, как всякий первооткрыватель, оказывается много глубже, честнее и искреннее своих продолжателей и подражателей, чия произведения благополучно проникли в "массовую культуру" и определяют ее лицо. Сегодня всем абсолютно ясно, что много есть на свете достойного ненависти и отрицания. Гораздо сложнее увидеть необходимость утверждения.
В отличие от современных "обличителей", А. Башлачёв гораздо честнее. Имеет ли он право судить современность? Для него особенно важно увидеть, что дает ему это право.
Не говорил ему за строй.
Ведь сам я - не в строю.
Да строй - не строй.
Ты только строй.
А не умеешь строить - пой.
А не поёшь - тогда не плюй.
Я - не герой.
Ты - не слепой.
Возьми страну свою.
Как истинный поэт, он постоянно ощущал присутствие рядом с собой чего-то большого, великого, - но непонятного, требующего разгадки. Это его страна, его Россия, его люди. Страна, пролегшая во времени и пространстве. Россия неохватных просторов и неизбывного горя, административно-уездной дури и "силы нашей, злой, заповедной". Родина, без которой жить нельзя, но в которой "по утрам слишком грустно, а по вечерам слишком страшно"... Маленькие люди, которые вроде бы и недостойны любви, - но их надо любить всем сердцем. А попробуй-ка полюбить их, "таких неумытых"!..
А виноваты ли они в том, что являются частью "странной" действительности, а окружающее их - настолько нелепо, что не умещается в трезвое сознание?
В "Труде" сенсационная заметка
О том, что до сих пор шумит тайга...
Только в болезненно-искаженном, похмельном бреду можно поверить в реальность той пропагандистско-информационной мешанины, что обрушивалась до недавних времен на головы российского обывателя. Ее блестяще пародирует Башлачёв в песне "Подвиг Разведчика":
Бряцает амуницией агрессор,
Но ТАСС уполномочен заявить...
А разве виновен российский "маленький человек" в том, что у нас так искажено само понятие подвига и возвышенного дела?
Хочу с гранатой прыгнуть под колеса,
Но знамя части проглотить успеть.
Потом молчать на пытках и допросах,
А перед смертью - про Катюшу спеть...
Между тем, в сознании поэта подвиг так же необходим, как и любовь, - и в жизни ему действительно есть место. Даже если это жизнь водовоза Степана Грибоедова, героя "Грибоедовского Вальса", того, кто "справлялся с работой отлично" и "был по обыкновению пьян". В странно-литературный традиционный сюжет Башлачёв вносит собственный мотив. Он не может заставлять своего героя биться головой о стену, не доставив ему удовольствия в конце концов эту стену пробить. Степан, вышедший на сцену для отпора смеявшемуся над "темным народом" "выдающемуся гипнотизеру", - сам попадает под его чары, ощутив себя не более не менее как Наполеоном:
Опаленный горячим азартом,
Он лупил в полковой барабан.
Был неистовым он Бонапартом -
Водовоз Грибоедов Степан.
В этом бесхитростном повествовании увлекает какая-то скрытая взвешенность, тайная мотивированность поступка героя. Ведь бросившись "проверить обман", реальный Степан Грибоедов ввязался в свой маленький, масштабов "заплеванной сцены", Аустерлиц. И в грезах он сохраняет частицу своего сознания: не случайно великолепное: "Гвардейцы, шабаш!" Это уже не гипнотический сон - а настоящее прозрение. Водовоз Вспомнил в себе - себя настоящего, загубленного обстоятельствами жизни Наполеона. А вспомнив, - забыть уже не смог. Правда, это стоило ему жизни:
Он смотрел голубыми глазами,
Треуголка упала из рук.
И на нем был залитый слезами
Императорский серый сюртук.
И ведь это - тоже любовь, когда необъяснимо:
Объясни - я люблю оттого, что болит
Или это болит оттого, что люблю?..
Как это похоже на "странную любовь" Лермонтова, в возрасте которого ушел из жизни поэт Александр Башлачёв.
В. КОШЕЛЕВ, доктор филологических наук.
А. ЧЕРНОВ, кандидат филологических наук
"Коммунист" (Череповец) №127(17598), 1.07.1989
Жизнь и смерть Александра Башлачёва
Его хорошо знали А. Градский, С. Рыженко, Ю. Наумов, А. Макаревич, О. Гаркуша. Потом был вечер памяти в Ленинградском рок-клубе, панихида в красном уголке. И все молчали. Погиб он 17 февраля 1988 года, по следственному заключению - выбросился из окна. Похоронили на большом кладбище к северу от Ленинграда, платформа "Пост Ковалево".
Иду по следу еще одной трагедии, затерянной среди тысяч подобных. Питер - большой город, еле-еле нашел концы. Помогла милиция, а именно - сотрудница газеты "Ленинградская милиция". Десятки телефонных звонков, разговоров, просьб. Ибо в Ленинградском рок-клубе поначалу дельного ничего сказать не могли. Да и его знакомые друзья-музыканты - их днем с огнем не сыскать. Но, приехав в Ленинград, был ещё ошарашен неверным предположением: погиб Башлачёв не в Ленинграде, а в Москве.
Но дело всплыло в прокуратуре Красносельского района Ленинграда. А точнее - "Надзорное производство №М-28". Башлачёв А. (Самоубийство) 17.02.1988. Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела от 4 марта. Помощник прокурора Красносельского района Трутень Л.". Приводим часть текста постановления и протокола осмотра места происшествия.
Сразу поясню, что значит фраза из постановления: "Данных, свидетельствующих о совершении в отношении гр-на Башлачёва А. преступления, предусмотренного ст. 107-й УК РСФСР, не установлено". Что за ст. 107-я? Это - ответственность за доведение к самоубийству на основании взаимоотношений начальник - подчиненный, близких родственных взаимоотношений, на финансовой основе.
Следствие установило, что эти моменты отсутствовали. По каждому из них прокурор Красносельского района В. Морозов привел массу примеров, рассказал случаи из практики.
Папка с надзорным делом М-28 не толстая, видимо, вопросов у того, кто его вел, не было. Все было ясно с изначала. Так ли это?
Итак, если смотреть глазами скептика, а такие глаза у большинства из нас, особенно у молодежи, то что не вяжется? Или не смотрится? Башлачёв окончил университет, если не ошибаюсь, в 1983 году, когда психом можно было сделать любого. Тем не менее, он окончил журфак (!) и работал в газете - органе райкома партии. Писал великолепные стихи, песни. Вообще-то, сегодня почти любой из нас немножко псих, от всей этой кутерьмы. И, тем не менее, какой-либо справки о психическом заболевании Башлачёва в надзорном производстве нет.
- Я познакомился с Сашей в 1985 году, - рассказывал рок-бард Юрий Наумов. - Он был не рок-музыкантом. Он стоял совершенно особняком... Он был Великий Скоморох, совершенно случайно занесенный в эти каменные коробки России конца XX века, очень странно попавший сюда.
Суицид. Вал самоубийств нарастает, пожалуй, быстрее, чем вал преступности. И это в нашем-то социалистическом обществе? Где "нет" социальных причин для этого? Все строили коммунизм. Статистику портили разве что ненормальные, психи. Но кое-где уж просвечиваются цифры, что самоубийств у нас больше, чем убийств. Например, в прошлом году в Белоруссии умышленно убиты десять подростков, а наложили на себя руки 50. Между тем в России 120 лет назад самоубийств было в десять раз меньше, чем убийств. В республике в прошлом году погибло 7249 человек, из них 1367 покончили жизнь самоубийством. В нашей относительно благополучной, но раненой Чернобылем Белоруссии, ежегодно 700 несовершеннолетних совершают попытки самоубийства. За 1874 год во всей России зафиксировано 27 самоубийств, детского и подросткового - ни одного (факты взяты из белорусской газеты "Свободные новости" №3 с. г.). Ещё несколько строчек из этой газеты: "Я себя советским чувствую заводом, вырабатывающим счастье", - написал Маяковский и застрелился. Очевидно, от переизбытка счастья. Фадеев, по литературным образам которого мы учились делать жизнь, тоже взялся за пистолет. В предсмертном письме он рассказал, и кто, и как заставлял его переписывать в "нужном свете" образы юных молодогвардейцев, и чья рука толкнула одного из классиков социализма на самоубийство. Академик Легасов, разрабатывавший атомные реакторы, после чернобыльского взрыва добровольно ушел из жизни.
Прослеживается тенденция: чаще других сводят счеты с жизнью люди, стоящие на грани добра и зла, подлости и мужества, острее других воспринимающие действительность. Или, как говорят, обостренно чувствующие справедливость. Чаще всего это действительно люди творчества, таланты. Но самоубийц предостаточно и среди сотрудников милиции, "афганцев", молодежи... "Беда в том, - говорил прокурор В. Морозов, - что люди в таких случаях забывают о своих близких". Он прав. Вот что писал о Башлачёве Артем Троицкий: "...Глубина его проникновения в философскую, нравственную суть русской жизни совершенно непостижима. Клянусь, это не громкие слова. Наверное, все, кто знал Сашу Башлачёва лично, испытывал и это ощущение. Он знает больше нас, он чувствует острее, ему даровано "что-то еще" нам неведомое..."
Загадка Башлачёва - его откровения, его внезапный "обет молчания" (с середины 1986-го он перестал петь новые песни, храня их "про себя"). Его смерть вряд ли будет разгадана. Но ключ к ней - это песни.
Г. ЯЛОХА
(Полностью материал публикуется в 7-м номере журнала "Вираж")
Спецвыпуск газеты "На страже Октября" и журнала "Вираж" (Минск), 1991
"...А к ветвям подойдет музыкант..."
"Есть человек поющий, рисующий, есть человек летающий, есть плавающий... А я - поющий, с гитарой... Я, конечно, пою для себя, это помогает мне жить, это делает меня, я расту".
Это говорил Саша Башлачёв. 17 февраля исполнилось четыре года со дня его гибели. Он ушел двадцатисемилетним, оставив около шестидесяти песен и стихотворений. Но все, оставленное им, удивительно целостно. В неразъятости музыки и стиха его песни образуют как бы единый цикл, в котором вольно-невольно все выделяют сейчас темы Полета и Смерти.
"...Надо просто поискать корни своей души. Мы живем на русской земле, и потому мы должны искать корень свой, русский. И корень - он даст ствол, а ствол даст ветви, а к ветвям подойдет музыкант. Он ветвь врежет, из коры сделает дудочку и будет на ней играть..."
И это тоже - Башлачёв. Слушая Сашины песни-стихи, почти фактически ощущаешь его духовную, может быть, даже генетическую связь с фольклорными русскими традициями.
"Любовь и смерть не были для него абстрактными понятиями, он жил, точнее, старался выжить в них каждый день. Загадка Башлачёва - его откровение, его внезапный "обет молчания" (с середины того он перестал петь новые песни, храня их "про себя"), его смерть вряд ли будет разгадана. Но ключ к ней - это песни", - писал А. Троицкий. При жизни Башлачёва было сделано несколько студийных записей. Сейчас выпущено две-три пластинки: "Время Колокольчиков" на "Мелодии" в 1989 году и "Третья Столица" ("ЭРИО") - в 1991-м, плюс большая сорокапятка на "MD Records" (1991). Остались его песни. Но поэт не приходит случайно. И если поэт настоящий, то песни становятся стихами, когда их некому петь...
Как ветра осенние
Как ветра осенние
подметали плаху.
Солнце шло сторонкою
да время стороной.
И хотел я жить,
и умирал, да сослепу, со страху.
Потому, что я не знал,
что ты со мной.
Как ветра осенние
заметали небо.
Плакали, тревожили облака.
Я не знал, как жить,
Ведь я не выпек хлеба,
А на губах не сохла капля молока...
Как ветра осенние
да подули ближе,
закружили голову,
и ну давай кружить.
Ой-й-й да сумел бы выжить,
Если б не было такой
простой работы - жить.
Как ветра осенние
жали - не жалели рожь.
Ведь тебя посеяли,
чтоб ты пригодилася,
ведь совсем неважно,
от чего помрешь.
Как ветра осенние уносят мое семя,
листья воскресения
да с весточки-весны.
Я хочу дожить,
хочу увидеть время,
Когда эти песни станут не нужны.
1985 г.
С. ТРОФИМОВА
"Выбор" №7, 21.02.1992
"Время колокольчиков" Александра Башлачёва (на смерть рок-поэта)
Как истинный поэт, Александр Башлачёв предвидел свою судьбу и пропел ее прежде, чем прожил. 17 февраля 1988 года он покончил жизнь самоубийством...
Он жил на грани двух эпох, на грани допустимого в искусстве, на грани возможного в жизни совсем молодого человека. Песни Башлачёва - это и судьба его "поколения дворников и сторожей", и смех скомороха, и эхо Есенина, и хор былины. Что означало его добровольное прощание с жизнью - этот грохот раскрытого окна в никуда?.. Когда читаешь и перечитываешь его стихи, кажется, что в каждой строчке присутствует предчувствие трагического, настолько открытая, ранимая и болезненная эта душа, настолько тяжелый груз взвалила она на себя - боль, грех, стыд, покаяние, надежду и любовь поколения. Строки его стихов, горькие и раздумчивые, веселые и злые, заполненные именно этой любовью - через край. А когда мир так неустроен и так жесток ко всему, что любимо? Наверное, можно пережить и это. Наверное, можно. Он не смог. И в этом не его вина...
Поэт от Бога, он рано или поздно должен был занять место в литературе, но сделал решительный шаг в иной мир, и из обеспеченного журналиста превратился в бродячего музыканта. За считанные годы Башлачёв написал более 60 песен, хотя многие из них просто песнями не назовешь - каждая из больших вещей содержит в себе целый мир, как в прошлом древние эпические поэмы.
Его поэзия не была поэзией мысли, мыслями отзывались мы на стон его гитары, голоса, души. Мы говорили, что он возглавил национальный рок, привнеся в него фольклорную, музыкальную, поэтическую интонации. Хаос - глобальная антитеза всего мира Башлачёва. Но это - и его любимый прием. Антитеза в сюжете, настроении, общем смысле и каждой отдельно взятой строке.
Недоверие, фальшь, неискренность нашей жизни стремятся заглушить авторское: "Корчились от боли, без огня и хлеба. Вытоптали поле, засевая небо. Хоровод приказов, петли на осинах. А поверх алмазов зыбкая трясина". В трясине, образном зеркале Башлачёва, мир начала 80-х, где нельзя доверять ни словам, ни ситуациям. В самом обманчивом из миров истины только Смерть да Душа. Эти два образа пронизывают все песни Александра, начиная с самых ранних сюжетных и заканчивая последними, которые не рассчитаны на легкость восприятия. Это песни-чувства. Потому что больше всего рок-музыканты начала 80-х не желали называть вещи своими именами. Этому было внешнее объяснение - безликость, пошлая затасканность некогда высоких слов не только на эстрадной сцене, но и на той эстраде, которую представляло все наше общество. И есть причина внутренняя. Ни Башлачёву, ни Науменко, ни Гребенщикову не надо было влезать в шкуру действующего лица - это была их собственная, очень тонкая шкура, под которой скрывалась очень ранимая, гонимая, больная душа. Они старались спрятать это, накручивая грубые, вульгарные признаки дешевого быта, шокировали массы изображением обыденной жизни. "Мы пришли, чтоб разбить эти латы из синего льда", - прозвучит позже у Башлачёва. Он говорил от лица лучших из своего поколения. Да, Александр Башлачёв предвидел свою судьбу и пропел ее раньше, нежели умереть в неполные 28 лет. И это тоже наша очередная ужасная трагедия.
А. Башлачёв. "Палата №6"
Хотел в Алма-Ату - приехал в Воркуту.
Строгал себе лапту, а записался в хор.
Хотелось "Беломор" - в продаже только "ТУ",
Хотелось телескоп, а выдали топор.
Хотелось закурить, но здесь запрещено.
Хотелось закирять, но высохло вино.
Хотелось объяснить. Сломали два ребра.
Пытался возразить, но били мастера.
Хотелось одному - приходится втроем.
Надеялся уснуть - командуют "Подъем".
Хотелось полететь - приходится ползти.
Старался доползти. Застрял на полпути.
Ворочаюсь в грязи. А если встать, пойти.
За это мне грозит от года до пяти.
Хотелось закричать - приказано молчать.
Попробовал молчать, но могут настучать.
Хотелось озвереть. Кусаться и рычать.
Пытался умереть - успели откачать.
Могли и не успеть. Спасибо главврачу.
За то, что ничего теперь я не хочу.
Психически здоров. Отвык и пить, и есть.
Спасибо. Башлачёв. Палата №6.
Подготовил И. КАРНЕЙ
"Ласковый Май" №4'1992
Юрий Шевчук и Александр Башлачёв - "Четвертый День Третьего Фестиваля" (MC)
Сразу оговорюсь, что запись эта - историческая, а посему представляет огромный интерес для всех, кто интересуется прошлым российской рок музыки и по-настоящему умеет слушать Словом, мало обращая внимание на качество фонограммы. О качестве, кстати, скажу чуть позже. На первый взгляд сочетание Шевчук-СашБаш кажется странным, ведь их музыка так непохожа - можно даже сказать, что она вращается вокруг разных осей. Но если только прочувствовать атмосферу полулегального кочегарочного концерта, все сразу встанет на свои места. История такова: весной 1985 года, десять с лишком лет назад, состоялся в Питере 3-й фестиваль Рок-клуба, на который и приехал в качестве зрителя Юра Шевчук. Публика на сцене и в зале, как это водилось в те далекие времена, была практически одна - и идею о концерте в актовом зале медучилища где-то у Московских Ворот восприняли с энтузиазмом. В тот вечер (точная дата 18 марта), на следующей день после фестиваля, волосатые люди потянулись к медучилищу слушать заезжего гостя из Уфы. Юра спел в общей сложности 15 ранних своих песен - от "Хиппанов" до "Мальчиков-Мажоров". в том числе немало редко исполнявшихся и просто хорошо забытых ныне. Когда он отошел в сторонку отдохнуть, заполнять паузу вызвался неизвестный публике Саша из Череповца, с ног до головы обвешанный колокольчиками. Его "программные" песни (или былинные сказы, коли угодно), среди которых прозвучали "Время Колокольчиков", "Песня Ржавой Воды" и "Час Прилива", обрушились на тусовку, как гром среди ясного неба - такая в них была глубина и сила... В общем, то было для обоях первое выступление в Северном Городе, - где уже давно полыхал "пожар рок-н-ролла" - и оно не прошло бесследно ни для тех, кто пел, ни для тех, кто слушал. Запись этого акустического сейшена, сделанная на легендарную "Айву" Сережи Фирсова, тщательно реставрировалась, и хотя идеального "компактного" звука так и не получилось, ее стоит послушать. Это воистину история нашего рока: такая, какой она и была.
"Rock-Fuzz" (Санкт-Петербург) №27, ноябрь 1995
Юрий Шевчук, Александр Башлачёв - "Кочегарка"
Manchester Files (MC)
Особенно "критиковать" эту запись смысла, думаю, не имеет... Всё понятно: два очень известных ныне (и почти неизвестных тогда) рок-музыканта поют под гитару свои песни в "кочегарке" на Московском проспекте. Им и в голову прийти не может, что когда-нибудь фонограмма выступления будет растиражирована и появится на прилавках специализированных магазинов. Дело происходит на "Четвертый день Третьего фестиваля" ленинградского РК, то есть 18 марта 1985 года (оба автора присутствовали на нем в качестве зрителей. Не более...).
Юрий Шевчук впервые играет в Питере. Репертуар, естественно, "ознакомительный": лирика, песни-зарисовки, шутки. Есть "раритеты" - "Осень (Мертвые Дожди)", "Эй, Судьба", "К Чему Реке..." и др., есть "Свинья На Радуге", "Я Завтра Брошу Пить". Лучшее - "Наполним Небо Добротой", "Я Получил Эту Роль", "Мальчики-Мажоры": хороший рок-н-ролльный драйв с едва уловимым "провинциальным" привкусом (см. "объяснительную" Шевчука на обертке). Есть энергия, но период "зрелости" у этого поэта еще впереди.
Другое дело - Башлачёв. К середине 80-х он уже вышел на свои "круги": написал большинство "ключевых" песен. Здесь Саша поет только семь. Чуть торопится и как будто стесняется своей "серьезности" (к счастью, сохранились реплики). Пять первых песен - "Ржавая Вода", "Некому Березу Заломати", "Время Колокольчиков" (в первую очередь, они главные, а остальные по просьбам зрителей) - позже будут включены в "Третью Столицу". "Час Прилива" и "Слет-Симпозиум" никуда не вошли, публикуются впервые (за что спасибо издателям)...
Вот и все комментарии. Остается добавить, что "Архив" Сергея Фирсова - дело необходимое и серьезное. Слушателей вряд ли смутит не лучшее качество и всякие дефекты "квартирников": главное не форма, а содержание, "дух того времени", "особая аура" и т. д. Просто это наша история, и к ней нужно относиться бережно.
Ю. Ш. - 3,5 балла
А. Б. - 4,5 балла
Александр ПОЛИЩУК
"Rock-Fuzz" (Санкт-Петербург) №28, декабрь 1995
"И каждый на треть патрон"
"Александр Башлачёв: человек поющий: стихи, биография, материалы". Авт.-сост. Л. Наумов. - СПб.: Амфора, 2010. - 440 с.: ил. - тираж 3000 (серия "Дискография.ru")
Выход книги приурочен к 50-летию выдающегося русского поэта и рок-барда Александра Николаевича Башлачёва (27.05.1960, Череповец Вологодской обл. - 17.02.1988, Ленинград). Ее автор-составитель - петербуржец Лев Наумов, математик по профессии, кандидат технических наук, писатель и драматург по призванию, админ сайта о творчестве Башлачёва - . Большая часть материалов, ранее располагавшихся на сайте, составила научно-популярное издание.
"Стихи" - первый раздел книги, не только по расположению, но и по значимости. На сегодня это самое полное собрание стихов и песен Башлачёва: оно содержит 79 стихотворений, 11 из которых ранее не публиковались. Тексты печатаются по авторским автографам и распечаткам, сделанным друзьями и правленым самим Башлачёвым; частично перепечатаны из книги "Башлачёв А. Стихи" (М.: Х.Г.С., 1997).
Александр Башлачёв посмертно ворвался на территорию большой литературы. Его поэзия попала в орбиту исследовательского интереса филологов - литературоведов, языковедов, текстологов. По творчеству Башлачёва защищаются диссертации, пишутся монографии... Но ни одна из них не может претендовать на полноту и законченность. Его образная система представляет собой широчайшее поле для многочисленных, быть может, даже взаимоисключающих интерпретаций. Под влиянием славянского фольклора и различных литературных традиций XIX и XX веков Башлачёв создал свой оригинальный стиль, для которого в целом характерны филигранная отточенность поэтической формы, перекрестная рифмовка стиха, метрическая и строфическая выверенность, смысловая многоуровневость, нагруженность философским содержанием, экзистенциальная трагичность при всей позитивности основ его микрокосма, установка на жизнетворчество, открытость самым разным художественным системам, интертекстуальная насыщенность как средство реализации отношения поэта к традиции, виртуозная игра звукокомплексами, аллитерациями, словами, фразеологизмами, паронимическими аттракциями и смыслами...
У его творчества есть безусловное достоинство: в отличие от текстов других представителей российской рок-сцены, стихи Башлачёва, при всей их формальной академичности, органично воспринимаются как с аудиозаписи, в сочетании с музыкальной составляющей, так и в книжной публикации. В рассматриваемом издании стихи расположены в хронологическом порядке, что дает читателю возможность проследить творческую эволюцию Башлачёва: от искрометного веселья - через экзистенциальную безысходность - к постижению Истины, обретению Высшего Смысла. Или: от бытовой и социальной конкретики - к магии языка.
Излагая биографию Башлачёва, Наумов часто предоставлял слово людям, близко знавшим поэта: Борису Гребенщикову, Константину Кинчеву, Юрию Шевчуку... При этом автор ставил перед собой двуединую задачу: во-первых, представить максимальное количество фактов из жизни поэта, которые удалось собрать, во-вторых, сохранять объективность и беспристрастность, не оценивать те или иные события и не навязывать читателю их толкований. "Цель состояла в том, чтобы дать желающим материал для построения своей собственной интерпретации на основании как можно большего количества сведений" (с. 161). И с поставленной целью в основном справился: биография читается с большим интересом и на одном дыхании.
Как кадры захватывающего фильма, перед читателем проходит вереница событий. Сотрудничество Башлачёва с группой РОК-СЕНТЯБРЬ в качестве автора текстов композиций... выступление на конкурсе "Золотой Камертон", организованном "Комсомольской Правдой"... программа Всеволода Новгородцева на тогда враждебном радио "BBC", в которой прозвучали песни РОК-СЕНТЯБРЯ на стихи Башлачёва... интерес к поэту со стороны КГБ... знакомства, многие из которых стали для него судьбоносными, - с Андреем Вознесенским, Артемием Троицким, Юрием Шевчуком, Борисом Гребенщиковым, Константином Кинчевым, Аллой Пугачевой... многочисленные концерты и квартирные выступления в Москве и Ленинграде... безуспешные попытки записи в студии, не устраивавшие самого Башлачёва... приступы депрессии, приведшие к трагической развязке...
Достоинство книги - справочный аппарат. Сносками снабжены все имена собственные, даже известные.
Биография дополняется огромным количеством черно-белых фотографий из архивов Башлачёвых и друзей поэта, многие из которых публикуются впервые.
Третий раздел - "Материалы" - состоит из трех подразделов, каждый из которых строится по хронологии: в первом, "Выступления". дается краткая информация о концертах, квартирниках и студийных сессиях Башлачёва, мало-мальские сведения о которых удалось найти: место, время, наличие записи... Если бы в нем приводились еще и названия исполнявшихся песен, хотя бы там, где это возможно, подраздел представлял бы большую ценность для исследователей, рассматривающих порядок исполняемых песен в определенном контексте... Второй, "Издания", представляет собой перечень официально изданных записей Башлачёва на грампластинках, аудио- и видеокассетах, компакт-дисках (в форматах CD и mp3) и на DVD; учтены также сборники, в которые были включены песни Башлачёва. В подразделе "Библиография" приводятся публикации, так или иначе связанные с Башлачёвым: статьи и стихи самого Башлачёва, материалы о нем, филологические труды о творчестве поэта; посвящения и материалы с упоминанием его имени, в том числе в произведениях других авторов.
Лев Наумов по-новому подошел к оформлению списка публикаций: по алфавиту располагаются не авторы, как это принято у нас при составлении библиографических списков, а названия работ. К примеру, фамилия литературоведа В. А. Гаврикова мало что скажет потенциальному исследователю. А вот название монографии "Мифопоэтика в творчестве Александра Башлачёва" расставит все точки над "i". Такой подход, распространенный на Западе, призван облегчить поиск нужного материала. Но в России и на постсоветском пространстве это новшество, в силу сложившихся традиций, пока не прижилось.
Последний раздел - "Интервью" - раскрывает еще одну грань Башлачёвского таланта: его рассуждения о жизни и творчестве можно поставить в один ряд с высказываниями гениев мировой философской мысли. В умении Башлачёва отвечать на вопросы остро ощущается мастерское владение словом. Для наглядности приведу лишь одну цитату:
"...Лично мне, как рядовому широкому слушателю, надоело ну просто печенками ощущать, как люди, присваивая себе право на проповедь, мечутся в десятках вариантов сложнейшего вопроса "как?"", лишь бы убежать от простого "зачем?". Хороша любая проповедь, но лишь тогда, когда она - исповедь. Кощунственно заниматься дурного вкуса вышиванием гладью вместо того, чтобы на своем месте неповторимыми руками штопать дырявые носки своего времени" (с. 379-380).
Книга издавалась в спешке. Поэтому автору-составителю не удалось избежать некоторых недочетов, небрежностей и неточностей, которые, думается, в последующих изданиях будут исправлены.
Приводя в сносках справки о тех или иных персонажах, Лев Наумов не всегда придерживается определенной систематизации: например, ему, очевидно, не было известно, что паспортная фамилия лидера группы ДК Сергея Жарикова (сведения о котором приводятся в сноске на с. 233) - Жаринов.
Бросается в глаза отсутствие унификации в библиографическом списке: в одних случаях в выходных данных указываются город, название издательства и год издания, в других - только город и год издания; иногда приводятся название газеты и год, а месяц и число не уточняются. При подготовке списка автору-составителю приходилось пользоваться непроверенными источниками, почерпнутыми, по-видимому, из Интернета...
Учитывая все достоинства и несмотря на некоторые недостатки издания, сам факт его выхода не может не радовать. Не впадая в ложную патетику, значение книги можно сформулировать так: она приближает нас к Александру Башлачёву - поэту, рок-музыканту и человеку.
Его хорошо знали А. Градский, С. Рыженко, Ю. Наумов, А. Макаревич, О. Гаркуша. Потом был вечер памяти в Ленинградском рок-клубе, панихида в красном уголке. И все молчали. Погиб он 17 февраля 1988 года, по следственному заключению - выбросился из окна. Похоронили на большом кладбище к северу от Ленинграда, платформа "Пост Ковалево".
Суицид. Вал самоубийств нарастает, пожалуй, быстрее, чем вал преступности. И это в нашем-то социалистическом обществе? Где "нет" социальных причин для этого? Все строили коммунизм. Статистику портили разве что ненормальные, психи. Но кое-где уж просвечиваются цифры, что самоубийств у нас больше, чем убийств. Например, в прошлом году в Белоруссии умышленно убиты десять подростков, а наложили на себя руки 50. Между тем в России 120 лет назад самоубийств было в десять раз меньше, чем убийств. В республике в прошлом году погибло 7249 человек, из них 1367 покончили жизнь самоубийством. В нашей относительно благополучной, но раненой Чернобылем Белоруссии, ежегодно 700 несовершеннолетних совершают попытки самоубийства. За 1874 год во всей России зафиксировано 27 самоубийств, детского и подросткового - ни одного (факты взяты из белорусской газеты "Свободные новости" №3 с. г.). Ещё несколько строчек из этой газеты: "Я себя советским чувствую заводом, вырабатывающим счастье", - написал Маяковский и застрелился. Очевидно, от переизбытка счастья. Фадеев, по литературным образам которого мы учились делать жизнь, тоже взялся за пистолет. В предсмертном письме он рассказал, и кто, и как заставлял его переписывать в "нужном свете" образы юных молодогвардейцев, и чья рука толкнула одного из классиков социализма на самоубийство. Академик Легасов, разрабатывавший атомные реакторы, после чернобыльского взрыва добровольно ушел из жизни.
"Есть человек поющий, рисующий, есть человек летающий, есть плавающий... А я - поющий, с гитарой... Я, конечно, пою для себя, это помогает мне жить, это делает меня, я расту".
Он жил на грани двух эпох, на грани допустимого в искусстве, на грани возможного в жизни совсем молодого человека. Песни Башлачёва - это и судьба его "поколения дворников и сторожей", и смех скомороха, и эхо Есенина, и хор былины. Что означало его добровольное прощание с жизнью - этот грохот раскрытого окна в никуда?.. Когда читаешь и перечитываешь его стихи, кажется, что в каждой строчке присутствует предчувствие трагического, настолько открытая, ранимая и болезненная эта душа, настолько тяжелый груз взвалила она на себя - боль, грех, стыд, покаяние, надежду и любовь поколения. Строки его стихов, горькие и раздумчивые, веселые и злые, заполненные именно этой любовью - через край. А когда мир так неустроен и так жесток ко всему, что любимо? Наверное, можно пережить и это. Наверное, можно. Он не смог. И в этом не его вина...
Сразу оговорюсь, что запись эта - историческая, а посему представляет огромный интерес для всех, кто интересуется прошлым российской рок музыки и по-настоящему умеет слушать Словом, мало обращая внимание на качество фонограммы. О качестве, кстати, скажу чуть позже. На первый взгляд сочетание Шевчук-СашБаш кажется странным, ведь их музыка так непохожа - можно даже сказать, что она вращается вокруг разных осей. Но если только прочувствовать атмосферу полулегального кочегарочного концерта, все сразу встанет на свои места. История такова: весной 1985 года, десять с лишком лет назад, состоялся в Питере 3-й фестиваль Рок-клуба, на который и приехал в качестве зрителя Юра Шевчук. Публика на сцене и в зале, как это водилось в те далекие времена, была практически одна - и идею о концерте в актовом зале медучилища где-то у Московских Ворот восприняли с энтузиазмом. В тот вечер (точная дата 18 марта), на следующей день после фестиваля, волосатые люди потянулись к медучилищу слушать заезжего гостя из Уфы. Юра спел в общей сложности 15 ранних своих песен - от "Хиппанов" до "Мальчиков-Мажоров". в том числе немало редко исполнявшихся и просто хорошо забытых ныне. Когда он отошел в сторонку отдохнуть, заполнять паузу вызвался неизвестный публике Саша из Череповца, с ног до головы обвешанный колокольчиками. Его "программные" песни (или былинные сказы, коли угодно), среди которых прозвучали "Время Колокольчиков", "Песня Ржавой Воды" и "Час Прилива", обрушились на тусовку, как гром среди ясного неба - такая в них была глубина и сила... В общем, то было для обоях первое выступление в Северном Городе, - где уже давно полыхал "пожар рок-н-ролла" - и оно не прошло бесследно ни для тех, кто пел, ни для тех, кто слушал. Запись этого акустического сейшена, сделанная на легендарную "Айву" Сережи Фирсова, тщательно реставрировалась, и хотя идеального "компактного" звука так и не получилось, ее стоит послушать. Это воистину история нашего рока: такая, какой она и была.
Особенно "критиковать" эту запись смысла, думаю, не имеет... Всё понятно: два очень известных ныне (и почти неизвестных тогда) рок-музыканта поют под гитару свои песни в "кочегарке" на Московском проспекте. Им и в голову прийти не может, что когда-нибудь фонограмма выступления будет растиражирована и появится на прилавках специализированных магазинов. Дело происходит на "Четвертый день Третьего фестиваля" ленинградского РК, то есть 18 марта 1985 года (оба автора присутствовали на нем в качестве зрителей. Не более...).
Выход