| 
 
	|  | 
	
		|  |  |  |  
		|  | Юрий Шевчук & Константин Казански - "L'Echoppe"(c) & (p) Навигатор Рекордс, 2008
 
 
  Русский человек и Париж. Так уж повелось: что-то необъяснимое связывает эти два понятия. На каком-то метафизическом уровне. Многое родом из детства - герои Дюма и Гюго. Что-то из истории: нашествие Наполеона, казаки на Елисейских полях. Конечно - "белой акации цветы эмиграции". Осколки разбитого вдребезги: русские таксисты с офицерской выправкой, княгини в наколках официанток. Голоса изгнания - Шаляпин и Вертинский. Каменные надгробья Сен-Женевьев-де-Буа: Бунин, Галич, Тарковский. Владимир Высоцкий и Михаил Шемякин в поющих и пьющих семидесятых. "Где твой чёрный пистолет?" Пальба в ресторане "Максим". На трёх французских пластинках Высоцкого - гитарист-аккомпаниатор Костя Казански. Стоп! Вот тут с аллюзиями, пожалуй, можно и закончить. Ведь именно Константин Казански выступил инициатором и продюсером первого сольного альбома Юрия Шевчука "L'Echoppe" ("Ларёк"), записанного в благословенном Париже. 
 Русский человек и шансон. Эта связь ещё сильнее. И крепнет она год от года. Да и с понятием "шансон" не всё до конца ясно. Французский шансон - это Жак Брель, Серж Гензбур и Шарль Азнавур. Наш шансон в широких народных массах ассоциируется с "Хрен, пельмени, холодец. И поёт всю ночь певец про любовь, Одессу и тюрьму". Но при этом у нас были великие Вертинский и Утёсов, есть блистательные Камбурова и Богушевская. Но здесь - стоп! Это тема для детального исследования. Тем более что ни французское - исконное, ни российское - адаптированное определение шансона для "L'Echoppe" в полной мере не подходит. Как и само понятие "альбом", к сольной работе лидера ДДТ не совсем применимо. Скорее, это собрание песен разных лет, включая новые, ранее ни в каком виде не изданные.
 
 Для студийной работы была привлечена большая космополитичная компания музыкантов. Кого там только не было: французы, финны, болгары, румынские цыгане... Чего там только не было: гитары, рояль, контрабас, флейта, валторна, тромбон и, конечно, аккордеон. Верховодил в студии маэстро Казански, который нам интересен (если честно), прежде всего, своим участием в парижских сессиях Высоцкого. Ещё он сотрудничал с цыганским шансонье Алешей Димитриевичем, который, в свою очередь, нас интересует (если уж совсем честно) как приятель Высоцкого. Вот и вся предыстория. Остальное должны сказать песни Шевчука. Интересно, что их выбирал для записи сам Казански.
 
 На протяжении альбома Шевчук в произвольном порядке меняет многочисленные маски, костюмы, образы. Студийные музыканты, как опытные стилисты, позволяют добиться определённого шарма или же, наоборот, непрезентабельности. Вначале он - очарованный странник, праздношатающийся сибарит, решающий дилемму: "увидеть Париж и умереть" или вернуться на "Родину-уродину":
 
 Париж сверкает спелыми ночами,
 Я здесь в пути, на белом праздник мой
 Налитый ждет, наполненный очами,
 Ещё три дня Париж
 Я не хочу домой...
 
 Немного поостыв от первых парижских впечатлений, впору примерить серую хламиду изгнанника и начать лечить эмигрантскую болезнь ностальгию испытанным русским средством. И глядеть на пыльные мансарды Монмартра, забредать в укромные места Булонского леса, зажигать в церквах все свечи и ждать вестей из Отечества. А встретив гонцов оттуда, дрогнувшим голосом спросить: "Ну, как там... на Родине?" и с облегчением услышать: "Воруют..." и ещё про дураков и дороги. И спеть под джаз-диксиленд разудалый фокстрот "Когда Закончится Нефть". Бодрые либерал-оптимисты, услышав экспрессивно-демшизовое "Когда закончится нефть, наш президент умрёт!", воскликнут: "Отжёг Юлианыч!" И, помявшись, простят Шевчуку его "Их либеральные зады достали наши флаги". А угрюмые государственники скептически заметят: "Легко петь про это, когда знаешь, что на твой век хватит и нефти, и газа. Да и денег в банках не уменьшается. В противном же случае певец не ёрничает, а поёт: "Революция без жертв - ничтожная ложь!" И так будет честнее". Естественно, на всех не угодишь.
 
 И тогда маски летят в сторону, и пред нами появляется другой Шевчук: с привычной болью и горечью, с честностью на грани исповедальности. На смену глумливым восклицаниям пришли хмурые вопросительные знаки и растерянные многоточия.
 
 Умирали пацаны страшно, умирали пацаны просто
 И не каждый был снаружи прекрасным, и не все были высокого роста...
 А я им пел рок-н-ролльные песни, говорил: всё будет нормально
 Я кричал им, что мы вместе, да как-то слушалось это банально...
 
 Большое мерси Константину Казански, который в этой песне пренебрёг инструментальными излишествами и позволил лидеру ДДТ говорить то, что он должен сказать. В итоге "Пацаны" прозвучали по-шевчуковски прочно, но с трагической "вертинской" хрупкостью. Шевчук поёт:
 
 Чем ближе к смерти, тем чище люди
 Чем дальше в тыл, тем жирней генералы
 Здесь я видел, что, не дай Бог, будет
 С Москвой, Украиной, Уралом.
 
 А слышится Александр Вертинский:
 
 И никто не додумался просто стать на колени
 И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
 Даже светлые подвиги - это только ступени
 В бесконечной пропасти к недоступной Весне...
 
 Новые обработки не убавляют и, увы, не добавляют ничего к известным, самодостаточным произведениям. Просто другая среда обитания этих песен невольно заставляет сравнивать на уровне "лучше-хуже". "Я Зажёг В Церквах Все Свечи" были записаны в привычной ДДТ-аранжировке, с поправкой на квази-церковный хор. "Господь Нас Уважает" заставила опять вспомнить Высоцкого и его записи с ансамблем МЕЛОДИЯ: "Что Случилось В Африке", "Утренняя Гимнастика"... Видимо, Владимир Семёнович крепко давил на подсознание Юрия Юлиановича и мосье Казански.
 
 Свежие вещи Шевчука - "Эмигрантская", "Песня Невеселая", "Небо На Земле" - просто свалены в творческом беспорядке в хвост альбома и топорщатся хаотичной многословностью да таборными стилизациями. Цыганочка forever, расписные гитары, медведь прямоходящий, орущие и алчущие глотки, мохнатый шмель и залихватские усы Сергея Сергеича Паратова-Михалкова. Такой вот жестокий романс.
 
 И всё-таки самое важное, самое главное Юрий Шевчук сказал в "Ларьке". Прекрасная, глубокая поэзия. Воздушная, более того - щегольская аранжировка. Изменённая первая строфа:
 
 Ветер. Шпалы на петлицах
 Ночь, вокзал, глаза в окно...
 Вскрыли время и границы
 Небеса в Бородино...
 
 и у песни совсем другая, "блоковская" энергетика - "Ночь, улица, фонарь, аптека...". И в финале - оптимистический приговор:
 
 Красота не исчезает, лишь уходит иногда!
 
 Voila...
 
 
 Читать комментарии (3) | Оставьте свой отзывАвтор: Сергей Райтер 
			опубликовано 28 декабря 2009, 11:18
			 Публикуемые материалы принадлежат их авторам.
 
 
 
 Другие статьи на нашем сайтеДругие рецензии
 
 |  |  
		|  |  |  |  |  | 
 |