Пошлые мотивчики - так их, кажется, принято называть?
Есть такие мелодии, которые не только кажутся нам знакомыми едва ли не с младенчества, но еще и умеют абсолютно безошибочно проникать в душу, дергая там за нужные струны рассчитанными до автоматизма движениями. И именно эта их безотказность и всеобщий охват и заставляет нас зачастую возмущаться абсолютно по-гамлетовски: "Вы можете сломать меня, но играть на мне нельзя!" - и открыто ли, тайно ли передергиваться и кривиться, называя это пошлостью.
Чтобы осмелиться всё же выйти на публику с этими самыми "пошлыми мотивчиками", нужно обладать либо девственной наивностью и девственным же невежеством, либо незаурядной, прямо-таки восхитительной наглостью, феерическим артистизмом и уверенностью в том, что ты-то, разумеется, сможешь пройтись по тончайшему лезвию бритвы между искусством и балаганом - и оно не располосует тебя, навсегда отделив от сколько-нибудь взыскательной аудитории. И если в невежестве Ольгу Арефьеву никак не упрекнешь, то уж артистизма и уверенности в себе ей не занимать. Так что можно смело сказать, что в альбоме "Джейн" ей удалось не только пройтись по этому лезвию, но и сплясать на нем с тройным сальто.
Да и почему бы нет? Ведь если это могли себе позволить и Брехт, и THE DOORS, если по сути любой традиционный блюз или даже похоронная мелодия - это такой же "пошлый", цепляющий мотивчик, просто в несколько иной традиции, то почему бы не поиграть на тех же струнах и проекту, первое слово в названии которого прямо декларирует его балаганную природу - КАБАРЕ-КОВЧЕГ?
Раз я дурак - мне все по барабану,
Поплачьте и посмейтесь - я спляшу!
Этот диск мог называться "Секс и Алкоголь". Мог называться "Сторителлинг". Или "Этанол". Или "Порок". Но в конце концов Арефьева, посоветовавшись со слушателями, остановилась на внешне нейтральном названии "Джейн" - именно так зовут героиню одной из песен, которая оказалась... Впрочем, обойдусь без спойлеров, скажу лишь, что в этом альбоме всё не то, чем кажется с первого взгляда: любовная история оборачивается детской страшилкой, секс - смертью, вместо традиционного хучи-кучи мэна на сцене появляется хучи-кучи герл, а сыгранный наоборот блюз выворачивает наизнанку всю жизнь. Да и герой самой первой песни заявляет: "Я зло, зеро, но я творю добро!"
Что ж, на то и кабаре, чтобы жонглировать, кувыркаться и бесконечно менять маски, под которыми ни на секунду не обнажается лицо, а лишь толстый слой грима с блестками. А что еще делать? Ведь не сочувствовать же всем этим рыжим и белым клоунам, бьющим друг друга стульями по головам, в промышленных масштабах истекающих клюквенным соком и брызжущим слезами до третьего ряда! Недаром же и пропевает Ольга все эти истории совершенно каменным голосом, лишь временами снижая (иной раз чуть ли не карикатурно снижая, как в "Койоте") тональность, когда повествование идет от лица мужчины.
Так не сочувствовать?
И все же какую бы толстую броню иронии с мощным слоем культурных ассоциаций мы себе ни нарастили, какие бы умные рассуждения о карнавализации по Бахтину ни держали наготове, нет-нет, да и дрогнут струны души, когда по ним - неповторимым, уникальным, не таким, как у всех, только твоим - пройдутся острые коготки "пошлого мотивчика"...
"Я обману вас, вы ж пришли за этим?"