Всеволод Гаккель: "Я решил, что неплохо бы попытаться людей как-то объединить" (окончание)
ИЛ: Потом, в 90-х, вы играли в группе WINE...
Всеволод: Да. Это была опять-таки разводка. То есть я не предполагал играть, не хотел. Но один очень симпатичный человек, Серёжа Резниченко, сказал: "Есть группа прямо для тебя, тебе надо в этой группе играть!" И дал мне послушать какую-то песенку. Я стал слушать, думаю: "Это вообще ни на что не похоже!" На английском языке, но не в этом дело. Сам голос... Я всегда ловился на голоса. Голос Лёши Федякова на меня имел гипнотическое действие. Мне нравилась и его манера игры на гитаре. И по форме... Я не понимал, почему люди поют по-английски, ну ладно, это стилизовано под 60-е годы, какая-то психоделия, какая-то Британия. Лёша был весь до мозга костей с британским сознанием. Ну, попробовали мы. Ещё к нам присоединилась моя приятельница Каролина Друэ, я знаю её с тех пор, как мы с АКВАРИУМОМ ездили в Монреаль в 1988 году. Мы подружились, ходили друг к другу в гости, у неё дома были посиделки, вечеринки. Она неожиданно приехала в Россию. Естественно, мы с ней встретились. Она играла на флейте. Я и не подозревал, как она играет на флейте и зачем. И когда Лёша Федяков сказал: "Вот бы нам флейтиста!", я ответил: "Вот есть девушка Каролина". Я их познакомил, они мгновенно прониклись симпатией друг к другу, и мы стали играть как трио. Один раз с нами играл Серёжа Карташов, художник, который, к сожалению, трагически погиб буквально в том же году. Мы сделали этакую акустическую инкарнацию группы WINE, но Лёша при этом играл всегда на электрической гитаре. Он очень красиво, лаконично играл на гитаре, он безупречный гитарист, стилист, я бы сказал. Он очень точно выстраивает свою партию в характере какой-либо эпохи. И мне с ним очень понравилось играть. Он играл на гитаре таким образом, что можно было с ним взаимодействовать. Раньше, играя в АКВАРИУМЕ, мы все упирались в то, что Боб сугубо себе аккомпанировал на гитаре - он не играл с нами. Все инструментальные партии должны были встраиваться в уже готовую структуру песни. Она определялась либо чёсом, либо какими-то арпеджио на гитаре. Песни могли быть разными по динамике, по характеру, но всё равно аккомпанемент на гитаре, как правило, был достаточно однообразным. Это ограничивало... Кстати, в альбоме "Табу", аранжировки песен которого делались прямо в студии, Боб не играл на гитаре. На гитаре играл только Саша Ляпин, который играет по-другому. И получилось, что партии всех музыкантов, игравших в этом альбоме, гораздо лучше сочетаются. И этот альбом несколько особняком стоит в дискографии АКВАРИУМА. Там есть взаимодействие какое-то, есть зацепки. И в группе WINE я немножечко реализовал то, чего не мог реализовать в АКВАРИУМЕ. Я музыкант, который много раз списывал себя со счетов в силу своей никчёмности, в силу своих собственных тупиков. Технически я не развивался, потому что не занимался на инструменте. И даже на том уровне, на котором я играл, я не мог двигаться дальше в АКВАРИУМЕ. И потом, после двух-трех опытов игры с другими музыкантами, вдруг подумал, что эти ограничения были не только моими. Боб ограничивал многих из нас своей игрой на гитаре.
Если говорить о рок-музыке... В группе подход к игре не предполагает ежедневных занятий на инструменте. Получается, общее развитие происходит внутри группы: с течение времени группа играет лучше, мыслит лучше. Поэтому я как музыкант, имеющий почти 15-летний опыт участия в группе, каким-то образом всё-таки развивался - до тех пор, пока в АКВАРИУМЕ меня не заставили играть со скрипачами, которые из меня вытянули все жилы. Потому что они лучше меня играли. Когда я играл на виолончели один, я взаимодействовал с инструментами другого рода - с фаготом, флейтой или гитарой, я мог с ними находиться в каком-то диалоге. Если я играю со скрипачами, мне нужно играть в струнной группе. А они играют явно лучше меня. То есть я их торможу, у меня неправильный звук, он лучше сочетается с гитарой, нежели со скрипкой. Плюс эти скрипачи играли наперегонки всё время - на концертах они играли до такой степени безумно, что когда нам приходилось играть с электрической гитарой, Саша Ляпин в какие-то моменты просто бросал гитару и уходил со сцены. Потому что невозможно было в этом хаосе... Там, где напрашивается гитарное соло - и понятно, почему гитарное, всё-таки это рок-музыка - вдруг скрипачи начинают "струячить" наперегонки, причём без аранжировки, на уровне количества нот в единицу времени: соло на скрипке было просто виртуозным потоком непонятно чего, совершенно бессмысленным с точки зрения характера песни. Последний концерт АКВАРИУМА с моим участием - это был концерт с Дэйвом Стюартом, Рэем Купером, там был ещё барабанщик из группы EURYTHMICS. И, с одной стороны, это был вроде бы выход на какой-то другой уровень. С другой стороны, мы играли этим струнным трио, где Ваня Воропаев был абсолютно удолбанный, он сидел и в каждой песенке играл пиццикато на альте, какие-то свои польки - причём так было и на репетициях. Получается, что мне надо было принимать условия игры. Я в этой группе играл 15 лет, и мне было понятно, каким образом строились мои отношения с Бобом - они были абсолютно нормальными, вменяемыми. Мы играли вместе много лет, мы совпадали по темпераменту, по многим параметрам были понятны друг другу. И вдруг началась какая-то тягомотина - по крайней мере, в последний год моего участия в АКВАРИУМЕ. Боб занялся своей карьерой с западными музыкантами. Как только мы собирались вместе, начиналась вот эта лабуда: все одновременно играют, ни в одной песне нет аранжировок. Если раньше они интуитивно как-то выстраивались, то тут был просто поток сознания. Наверно, надо было перетерпеть. А как? Может, он пригласил бы ещё пятерых скрипачей и ещё десять духовиков, ситаристов. Вот как сейчас он играет. "Приходи, играй! Как ты будешь сочетаться с другими музыкантами - твоё личное дело". И вот, был такой "сеанс одновременной игры"...
Ну, ладно. Группа WINE. Один раз мы даже умудрились съездить в Гамбург на фестиваль "Wudzrock". Это традиционный студенческий фестиваль, у нас был культурный обмен с каким-то гамбургским клубом. Сыграли на фестивале, но не прозвучали, как-то не попало. А на следующий день или дня через два у них была просто вечеринка на водокачке или чём-то подобном. И мы вдруг взяли и сыграли, наверно, двухчасовой концерт, и это было "ах!". Для немцев непонятно, если люди поют по-русски. А когда русские поют по-английски, и немцы сами по-английски немножечко, примерно как русские... И произошло совпадение. Так что мы могли в Германии стать группой, которая была бы на каком-то уровне принята. Но ничего из этого не получилось... В группе WINE я стал понимать, почему я делаю так или так, почему в таком сочетании мы добиваемся результата на таком уровне, который меня абсолютно устраивал, то есть без сверхзадачи. Но получилось, что у меня этой сверхзадачи не было, а у других она была. Я-то уже побывал там, куда многие мечтают вскарабкаться, мне там оказалось неуютно, а мои коллеги там не были. В каждой группе этот момент тщеславный есть - хочется успеха, славы, внимания. И в любой группе, с которой я соприкасался на таком уровне, было это несовпадение - мне-то было достаточно просто играть.
Потом с группой WINE получилось так, что я не мог уделять ей всё своё время. Лёша Федяков - милейший человек, которого я очень люблю. В группе появилась Катя, Кэт, которая играла на барабанах, и они стали играть просто кавер-версии либо Mоррисси, либо группы THE KINKS. Басист поменялся... Они быстренько сделали целую программу. И было так - я прихожу на концерт и не знаю ни одной песни из тех, что они играют, я отстал категорически. Из песен, которые я могу играть, Лёша выбирает две. И вот я так раз, два, три не попадаю в эти концерты...
ИЛ: Существует запись WINE, где играете и вы, и Кэт. А записи того трио, о котором вы рассказали, есть?
Всеволод: Наверно, нет. Надо спросить у Лёши. Или у Игоря Ризниченко, он был тогда директором группы. Я вообще не храню никаких архивов, ничего не классифицирую.
ИЛ: В 90-х вы играли и с другими группами...
Всеволод: В это же время, в период клуба "TaMtAm", была группа НИКОГДА НЕ ВЕРЬ ХИППИ. Там был такой Витус Шмерлинг, группа была а ля THE SMITHS. Но это люди значительно моложе меня. Если Лёша Федяков лет на 10 моложе, то участники НИКОГДА НЕ ВЕРЬ ХИППИ моложе меня лет на 20. Они тоже: "Давай-давай! Давай с нами!" И мы сыграли несколько концертов убойной силы, но совершенно бессмысленных с точки зрения моего в них участия. Это был период буйного "TaMtAmа", когда народу битком, никто ничего не слышит, и я среди прочих оказываюсь на сцене. Они мне: "Сева, брат! Ты наш!" и всё такое. Но ничего из этого не получилось. Мы же потом пытались сыграть в других клубах, которые уже начали появляться...
Следующим эпизодом моей биографии было участие в записи альбома Ольги Першиной, она же Перри, которая в то время жила в Англии. Она хотела, зная хорошо английский язык после 10 лет жизни в Лондоне, сделать карьеру музыканта. Ольга записала очень хороший альбом "Ballerina's Dream", где играет очень странный состав: Саша Титов, Олег "Шар" Шавкунов, Коля Рубанов из АУКЦЫОНА и гитарист Рашид Фанин, такой виртуоз, потом он уехал куда-то в Канаду, а тогда играл в группе Z вместе с Олегом Шаром, Димой Каховским и Колей Рубановым. Это был случайный состав, который я собрал, мы быстренько записали несколько песен - я очень доволен результатом.
Потом я сыграл в сольном альбоме Юры Степанова, бывшего пианиста группы МИФЫ, который умер этой осенью в Лондоне. На этой записи Никита Зайцев играл, и я сыграл в одной песенке. В тот же период приезжал Дэвид Томас из американской группы PERE UBU, и мы сыграли тоже составом интересным: Витя Сологуб на басу, я на виолончели и был ещё кто-то... Коля Рубанов? Это были песни Дэвида Томаса, он сказал: "Мне нужен любой состав, лишь бы не было гитаристов, никакого рока мне не нужно". Я сказал, что немножечко на виолончели играю, он: "Неси скорее!" Я помчался домой, потом мы быстренько, на скорую руку сделали чуть ли не 10 песен и выступили в "TaMtAmе" очень успешно. С Дэвидом Томасом мы подружились, я потом ездил к нему в Лондон в гости, и он мне говорил: "Ты, парень, дурак вообще! Зачем ты лезешь в шоу-бизнес? Зачем тебе нужны эти клубы? Играй на виолончели!" (смеётся - И. Л.) Такой он мне давал дружеский совет. Я ему не внял. Но позже, когда у нас была компания "Лаборатория Звука", я привёз сюда Дэвида Томаса и его группу TWO PALE BOYS - такой огромный, 200 килограммов, наверно, весит, Томас и два бледных маленьких англичанина, мальчики этакие. Ломовой был концерт, на который никто не пришёл.
Ещё OPTIMYSTICA ORCHESTRA, в котором я несколько лет участвовал, случайно там оказавшись - сначала чувствовал себя не очень уютно, но потом привык и даже стал получать большое удовольствие от общения с этими людьми. Потом появился мой дуэт с Летицией Садье, француженкой из группы STEREOLAB. Это мой звёздный час. Я группу STEREOLAB слушал, наверно, с 1995 года. Потом Летиция приехала в Петербург на Новый год к друзьям, и мы сделали её сольный концерт в клубе "Платформа", спонтанный. Это был её первый сольный концерт, она вдруг свои песни на французском языке решилась спеть под гитару. Народу на концерте не было, но не в этом дело - мы подружились, она приходила ко мне в гости. И потом, когда я уже стал работать в клубе "Китайский лётчик Джао Да", этот же американец, к которому она сюда приезжала, говорит: "Вам надо играть вместе". Он делал тогда какой-то мастер-класс в Хельсинки и сказал: "Я хочу вас пригласить, чтобы вы сыграли дуэтом". Я отвечаю: "С каких коврижек?" Но она тоже отнеслась к идее со вниманием. Мне оставили два альбома, которые я разучивал. Но потом, когда надо было уже ехать в Хельсинки, она слегла с гриппом. Когда я года через 3-4 всё-таки решил пригласить её в "Джао Да", она прислала мне четыре песни, в которых, по её мнению, виолончель была бы уместна. И я в каждой из них разработал свои партии, в которых я на 100% уверен, за которые я отвечаю. Там вот такой "классический" Гаккель, которого я понимаю. И в "Джао Да" она спела ещё песен десять одна.
И этим же летом Саша Чепарухин, организатор фестиваля "Сотворение Мира" в Казани (на котором я работал стэйдж-менеджером), говорит мне: "Слушай, ты же с француженкой какой-то играешь, давайте вас тоже на фестиваль". Я говорю: "Ну, мы играли в клубе один раз, а фестиваль, где 200.000 человек - это не то же самое". Он: "Да ну, брось, давай!" Тогда я списался с Летицией, она пришла в восторг. Но это была безумная затея, потому что я в Казани работал с утра до ночи: три дня саундчеков и день фестиваля. Прилетела Летиция за день до выступления, мы репетировали у меня в номере. На следующий день сыграли, всё было, с моей точки зрения, идеально, но стояла сорокаградусная жара. Мы играли в три часа дня, публика вся "размазана", её поливают водой, на сцене невозможно дышать - не то что играть. И публика ждёт СПЛИН... Летиция была звездой на этом фестивале, хотя её никто не узнал, никто не вспомнил группу STEREOLAB.
Играл я и с DIE FROZEN ORCHESTRA - есть такие австрияк Ричард Дойч и ирландка Тамара Ли. Он - гитарист австрийской группы METAMORPHOSIS, который здесь пустил корни, собрал вот этот DIE FROZEN ORCHESTRA. Мы попытались вместе поиграть, у нас ничего не получилось, кроме двух песен - зато они получились идеально. И мы сыграли несколько концертов, где выходил я, и мы играли эти две песни. А на днях мы играли вместе с Галей Чикис. Была группа 188910 из Приморска. Галя была первой девушкой, которую я пригласил играть в клуб "Джао Да", она дива. На её концерте подтвердились все мои опасения: это был безупречный выбор в плане артистическом, но публика не пришла, никому это оказалось не нужно. Но я по-прежнему Галю люблю. То, что после года нашего знакомства она мне предложила сыграть - для меня большая честь.
ИЛ: А VERMICELLI ORCHESTRA?
Всеволод: Это самая печальная история из всех выше и ниже приведённых. Она печально и закончилась, к сожалению. У нас с Серёжей Щураковым было категорическое несовпадение. При том, что я на него очень сильно повлиял, и он ничего не мог поделать с собой. Он меня безмерно уважал, но, как только мы начинали что-то делать вместе, выявлялось какое-то противоречие, которое всё время давало о себе знать. Так было буквально с самого начала. Я уходил из VERMICELLI раз пять, уходил надолго. И по прошествии полугода он меня снова приглашал. И даже когда я зарёкся, что никогда более играть не буду, он меня всё-таки пригласил. Он мне был очень близок, и я готов был и хотел так или иначе помочь. Даже когда я взял на себя чисто менеджерские функции - организовал поездку в Хельсинки, выступление в театре "Савой". Мы ездили с большой струнной группой, которую мы назвали TOBASCO STRINGS: две виолончели, два альта и четыре скрипки. Концерт был фантастический, народу в зале было мало - может быть, человек 20 в театре человек на 800. Серёжа очень расстроился. Получилось так, что у нас возник на обратном пути конфликт (вздыхает - И. Л.), и больше нам уже не пришлось ничего делать вместе. Но с точки зрения музыки для меня это было схоже с игрой в АКВАРИУМЕ (я имею в виду период, когда в VERMICELLI ORCHESTRA я играл один на виолончели). И вроде бы там всё на какую-то "троечку" получалось, хотя у Серёжи была очень высокая планка. Но, так или иначе, это был первый опыт, и я туда помещался. Я играл с шероховатостями, погрешностями, но при этом с тем самым несчастным моим звуком. Получается, что какой-то мой звук есть. Несчастный он потому, что Серёжу он категорически не устраивал - у него была планка хорошего академического звука. Потом Серёжа пригласил Васю Попова, лауреата международных конкурсов. Он пришёл и мастерски всё сыграл с лёту. Это для меня были даже не скрипачи АКВАРИУМА - это был дядечка, с которым мы вообще несопоставимые величины. Я пытался его ловить, догонять как-то, ретушироваться - ничего не получилось. Потом был виолончелист Коля Бичан. Мы с ним были вроде бы более совместимы, но всё-таки не очень. Серёжа почему-то решил, что должно быть две виолончели, это ещё было до прихода скрипачей. Но, хотя всё играется по нотам и без отрыва в какие-то импровизации, нужно очень много времени, чтобы сыгрываться. А я в то время ещё упал, сломал руку, полтора месяца был в гипсе и еле рукой шевелил. И вот как раз тогда получилось так, что мне надо было снова восстанавливаться, играть - это я должен был играть с Колей Бичаном. Потом я опять уходил, опять приходил, потом Серёжа решил собрать большую струнную группу. Появилась уже постоянная виолончелистка Юля Рычагова, очень хорошая. У меня было смягчающее обстоятельство - Серёжа пригласил четырёх виолончелистов, трое из них - юные девы из консерватории, и я - седовласый лунь. Естественно, эти девчонки играют просто "ах!". Юля была уже на последнем курсе консерватории, ей было очень неудобно со мной играть. Мы репетировали, наверно, месяц. И в струнной группе я мог за кого-то спрятаться, но участвовать. Потом получались нелепости. Мы играли в концертном зале у Финляндского вокзала - 18 человек на сцене: флейты, перкуссия (Олег Шар на ней играл тогда), барабаны, гитары, бас, аккордеон и 10 человек струнной группы, это был наш первый концерт в расширенном составе. Публика устраивает чуть ли не стоячие овации, и вдруг дело доходит до представления музыкантов. И вот, хотя я самый последний человек в этой истории, как только объявляется моё имя, я срываю аплодисменты в пять раз больше, чем даже Серёжа Щураков. Такие нестыковки. Своим участием я делал какой-то пиар, но, в то же время, вставлял палки в колёса. Возникали совершенно трагические расхождения, конфликт обострялся до такой степени, что было даже не до музыки. И при этом Серёжа говорил, что без меня что-то не то. Они ездили на гастроли в Словению, в Германию, вроде бы там всё хорошо шло. Но Серёжа приезжает и говорит: "Без тебя было скучно, давай, может быть, ещё попробуем". Я ему: "Серёжа, я боюсь". Мы понимаем друг друга, он привозит мне свои новые записи. Я соглашаюсь, потому что мне это близко, но опять категорически отстаю, потому что у них новая программа, Юля Рычагова не в очень большом восторге от того, что ей опять придётся испытывать некоторую неловкость от того, что я - её балласт. Зачем Серёже были нужны две виолончели, я не знаю. В итоге у нас опять ничего не получилось. Но музыка, которую Серёжа писал, по-прежнему для меня самая интересная. Я почитаю за честь то, что я участвовал в этом оркестре.
ИЛ: Вы часто говорите, что тот или иной концерт был хорошим, но на нём было мало слушателей. Вас это не смущает?
Всеволод: Да нет. Я знаю, что это так. Мы позавчера играли с Галей Чикис - было 15 человек друзей каких-то, знакомых. Ну, может быть, потом ещё кто-то случайно забрёл. Я к этому давно привык. Но вот Летиция Садье - для меня это загадка. Я думал, что такое имя должно кого-то привлечь.
ИЛ: А вы нынче можете стать участником какого-то проекта, коллектива?
Всеволод: Нет, уже нет. Думаю, что с Летицией время от времени мы могли бы играть. Но это зависит от неё. И мы слишком далеко друг от друга. Я мог бы сделать, допустим, 10 песен, держать их в рабочем состоянии на тот случай, если где-то что-то удачно сложится. Ну, в Лондоне. Получается, что дешевле, если её кто-нибудь пригласил бы в Москву. Но обычно приглашают в Москву и в Питер. А в Москве они не играют категорически, они не любят Москву, STEREOLAB один раз там играли, но во все остальные разы, когда Летицию приглашали, она отвечала: "Нет, только Петербург".
ИЛ: В 80-х годах была ли какая-то группа, в которой вы могли бы себя представить? Может быть, хотели с кем-то поиграть?
Всеволод: Это была группа АКВАРИУМ. Я ни о чём не помышлял, потому что это было абсолютно моё законное место. Я в эту группу пришёл чуть-чуть позже остальных, но на своё место. В следующие лет 10 я на этом месте сидел прочно. Ни в каких других проектах я себя не представлял. Боб и Дюша, и Файнштейн, и я - мы были абсолютно совместимыми, близкими друзьями. Это была моя группа. Могу совершенно без дураков сказать, что на том этапе она была в такой же степени моя, как и всех остальных участников, и Бори в том числе. То есть Боря был участником группы. Очень важное ощущение, которым он впоследствии, к сожалению, пренебрёг.
ИЛ: Есть ли новые песни Гребенщикова, которые вам бы хотелось сыграть?
Всеволод: Нет. Последний альбом, который у меня появился - "Лошадь Белая". И там я нигде себя не вижу. Всё очень близкое, до боли знакомое, но ни разу во мне не шевельнулось ничего. Один раз я раздосадован был, когда на концерте в ДК им. Ленсовета года три или четыре назад - тогда я сходил на два или три концерта АКВАРИУМА после очень длинного перерыва - они сыграли песню "Второе Стеклянное Чудо" с длинным саксофонным соло. У меня это вызвало несогласие. Мне казалось, что некоторые песни можно больше не трогать, не пытаться сделать лучше. Лучше их вообще не играть, нежели на концерте привести их к среднестатистическому аккомпанементу.
В своё время, года два-три после моего ухода из АКВАРИУМА, мы с Бобом общались близко, в Лондоне вместе жили, я наблюдал за тем, что он делает. Но когда он опять после БГ-БЭНДА взял название АКВАРИУМ, у меня это вызвало, мягко говоря, недоумение. Ладно, я добровольно ушёл из этой группы. А кто тогда были все те люди - тот же самый Дюша, который 18 лет играл в этой группе, Файнштейн, который играл в ней столько же? Кто эти люди, которые остались за бортом и уже не могут пользоваться ни этим названием, ни своим прошлым? И это вызывало у всех досаду, раздражение. У Бори был большой выбор, как назвать свой новый коллектив. БГ-БЭНД - блестящее название. Это был чисто аккомпанирующий состав. Группа АКВАРИУМ - это была всё-таки группа. Группа со своей продолжительностью жизни и со своим прошлым. А теперь там играют какие-то люди, одни приходят, другие уходят, а ты вообще никто. Тут опять какая-то смена, опять Титов ушёл, может быть, ещё какие-то пять человек тоже будут названы АКВАРИУМОМ. И есть какой-то "ранний АКВАРИУМ". Что такое "ранний АКВАРИУМ"? Мне было 38 лет, когда я ушёл из группы "ранний АКВАРИУМ" (смеётся - И. Л.). Выход моей книги "Аквариум как средство ухода за теннисным кортом" не сделал наши отношения с Бобом лучше. По прошествии каких-то лет мы с ним, по счастью, восстановили дружелюбные отношения, но общаться нам при этом вроде бы незачем. Не возникает такого желания: "Вот бы пойти к старому другу на чашечку чая". Это самое большое моё сожаление. Потому что со всеми остальными музыкантами настолько у нас лёгкие отношения - с Файнштейном, с Ляпиным, с Трощенковым, с барабанщиком Майклом Кордюковым. Сашка Титов приезжает из Лондона - каждый раз приезжает ко мне, с детьми уже взрослыми, мы обедаем, ездим в лес за грибами, мы - друзья. Я в песню "Эйяфьядлайёкюдль" хотел позвать музыкантов АКВАРИУМА всех созывов - независимо от того, что со многими из них я вместе никогда не играл. Из последнего состава пришёл только один Шар.
ИЛ: Потом, в 90-х, вы играли в группе WINE...
ИЛ: Существует запись WINE, где играете и вы, и Кэт. А записи того трио, о котором вы рассказали, есть?
ИЛ: А VERMICELLI ORCHESTRA?
ИЛ: В 80-х годах была ли какая-то группа, в которой вы могли бы себя представить? Может быть, хотели с кем-то поиграть?