14 Мар 2011, 22:26 - Всеволод Гаккель: "Я решил, что неплохо бы попытаться л
ИЛ: Потом, в 90-х, вы играли в группе WINE...
Всеволод: Да. Это была опять-таки разводка. То есть я не предполагал играть, не хотел. Но один очень симпатичный человек, Серёжа Резниченко, сказал: "Есть группа прямо для тебя, тебе надо в этой группе играть!" И дал мне послушать какую-то песенку. Я стал слушать, думаю: "Это вообще ни на что не похоже!" На английском языке, но не в этом дело. Сам голос... Я всегда ловился на голоса. Голос Лёши Федякова на меня имел гипнотическое действие. Мне нравилась и его манера игры на гитаре. И по форме... Я не понимал, почему люди поют по-английски, ну ладно, это стилизовано под 60-е годы, какая-то психоделия, какая-то Британия. Лёша был весь до мозга костей с британским сознанием. Ну, попробовали мы. Ещё к нам присоединилась моя приятельница Каролина Друэ, я знаю её с тех пор, как мы с АКВАРИУМОМ ездили в Монреаль в 1988 году. Мы подружились, ходили друг к другу в гости, у неё дома были посиделки, вечеринки. Она неожиданно приехала в Россию. Естественно, мы с ней встретились. Она играла на флейте. Я и не подозревал, как она играет на флейте и зачем. И когда Лёша Федяков сказал: "Вот бы нам флейтиста!", я ответил: "Вот есть девушка Каролина". Я их познакомил, они мгновенно прониклись симпатией друг к другу, и мы стали играть как трио. Один раз с нами играл Серёжа Карташов, художник, который, к сожалению, трагически погиб буквально в том же году. Мы сделали этакую акустическую инкарнацию группы WINE, но Лёша при этом играл всегда на электрической гитаре. Он очень красиво, лаконично играл на гитаре, он безупречный гитарист, стилист, я бы сказал. Он очень точно выстраивает свою партию в характере какой-либо эпохи. И мне с ним очень понравилось играть. Он играл на гитаре таким образом, что можно было с ним взаимодействовать. Раньше, играя в АКВАРИУМЕ, мы все упирались в то, что Боб сугубо себе аккомпанировал на гитаре - он не играл с нами. Все инструментальные партии должны были встраиваться в уже готовую структуру песни. Она определялась либо чёсом, либо какими-то арпеджио на гитаре. Песни могли быть разными по динамике, по характеру, но всё равно аккомпанемент на гитаре, как правило, был достаточно однообразным. Это ограничивало... Кстати, в альбоме "Табу", аранжировки песен которого делались прямо в студии, Боб не играл на гитаре. На гитаре играл только Саша Ляпин, который играет по-другому. И получилось, что партии всех музыкантов, игравших в этом альбоме, гораздо лучше сочетаются. И этот альбом несколько особняком стоит в дискографии АКВАРИУМА. Там есть взаимодействие какое-то, есть зацепки. И в группе WINE я немножечко реализовал то, чего не мог реализовать в АКВАРИУМЕ. Я музыкант, который много раз списывал себя со счетов в силу своей никчёмности, в силу своих собственных тупиков. Технически я не развивался, потому что не занимался на инструменте. И даже на том уровне, на котором я играл, я не мог двигаться дальше в АКВАРИУМЕ. И потом, после двух-трех опытов игры с другими музыкантами, вдруг подумал, что эти ограничения были не только моими. Боб ограничивал многих из нас своей игрой на гитаре.
Если говорить о рок-музыке... В группе подход к игре не предполагает ежедневных занятий на инструменте. Получается, общее развитие происходит внутри группы: с течение времени группа играет лучше, мыслит лучше. Поэтому я как музыкант, имеющий почти 15-летний опыт участия в группе, каким-то образом всё-таки развивался - до тех пор, пока в АКВАРИУМЕ меня не заставили играть со скрипачами, которые из меня вытянули все жилы. Потому что они лучше меня играли. Когда я играл на виолончели один, я взаимодействовал с инструментами другого рода - с фаготом, флейтой или гитарой, я мог с ними находиться в каком-то диалоге. Если я играю со скрипачами, мне нужно играть в струнной группе. А они играют явно лучше меня. То есть я их торможу, у меня неправильный звук, он лучше сочетается с гитарой, нежели со скрипкой. Плюс эти скрипачи играли наперегонки всё время - на концертах они играли до такой степени безумно, что когда нам приходилось играть с электрической гитарой, Саша Ляпин в какие-то моменты просто бросал гитару и уходил со сцены. Потому что невозможно было в этом хаосе... Там, где напрашивается гитарное соло - и понятно, почему гитарное, всё-таки это рок-музыка - вдруг скрипачи начинают "струячить" наперегонки, причём без аранжировки, на уровне количества нот в единицу времени: соло на скрипке было просто виртуозным потоком непонятно чего, совершенно бессмысленным с точки зрения характера песни. Последний концерт АКВАРИУМА с моим участием - это был концерт с Дэйвом Стюартом, Рэем Купером, там был ещё барабанщик из группы EURYTHMICS. И, с одной стороны, это был вроде бы выход на какой-то другой уровень. С другой стороны, мы играли этим струнным трио, где Ваня Воропаев был абсолютно удолбанный, он сидел и в каждой песенке играл пиццикато на альте, какие-то свои польки - причём так было и на репетициях. Получается, что мне надо было принимать условия игры. Я в этой группе играл 15 лет, и мне было понятно, каким образом строились мои отношения с Бобом - они были абсолютно нормальными, вменяемыми. Мы играли вместе много лет, мы совпадали по темпераменту, по многим параметрам были понятны друг другу. И вдруг началась какая-то тягомотина - по крайней мере, в последний год моего участия в АКВАРИУМЕ. Боб занялся своей карьерой с западными музыкантами. Как только мы собирались вместе, начиналась вот эта лабуда: все одновременно играют, ни в одной песне нет аранжировок. Если раньше они интуитивно как-то выстраивались, то тут был просто поток сознания. Наверно, надо было перетерпеть. А как? Может, он пригласил бы ещё пятерых скрипачей и ещё десять духовиков, ситаристов. Вот как сейчас он играет. "Приходи, играй! Как ты будешь сочетаться с другими музыкантами - твоё личное дело". И вот, был такой "сеанс одновременной игры"...
Ну, ладно. Группа WINE. Один раз мы даже умудрились съездить в Гамбург на фестиваль "Wudzrock". Это традиционный студенческий фестиваль, у нас был культурный обмен с каким-то гамбургским клубом. Сыграли на фестивале, но не прозвучали, как-то не попало. А на следующий день или дня через два у них была просто вечеринка на водокачке или чём-то подобном. И мы вдруг взяли и сыграли, наверно, двухчасовой концерт, и это было "ах!". Для немцев непонятно, если люди поют по-русски. А когда русские поют по-английски, и немцы сами по-английски немножечко, примерно как русские... И произошло совпадение. Так что мы могли в Германии стать группой, которая была бы на каком-то уровне принята. Но ничего из этого не получилось... В группе WINE я стал понимать, почему я делаю так или так, почему в таком сочетании мы добиваемся результата на таком уровне, который меня абсолютно устраивал, то есть без сверхзадачи. Но получилось, что у меня этой сверхзадачи не было, а у других она была. Я-то уже побывал там, куда многие мечтают вскарабкаться, мне там оказалось неуютно, а мои коллеги там не были. В каждой группе этот момент тщеславный есть - хочется успеха, славы, внимания. И в любой группе, с которой я соприкасался на таком уровне, было это несовпадение - мне-то было достаточно просто играть.
Потом с группой WINE получилось так, что я не мог уделять ей всё своё время. Лёша Федяков - милейший человек, которого я очень люблю. В группе появилась Катя, Кэт, которая играла на барабанах, и они стали играть просто кавер-версии либо Mоррисси, либо группы THE KINKS. Басист поменялся... Они быстренько сделали целую программу. И было так - я прихожу на концерт и не знаю ни одной песни из тех, что они играют, я отстал категорически. Из песен, которые я могу играть, Лёша выбирает две. И вот я так раз, два, три не попадаю в эти концерты...
ИЛ: Существует запись WINE, где играете и вы, и Кэт. А записи того трио, о котором вы рассказали, есть?
Всеволод: Наверно, нет. Надо спросить у Лёши. Или у Игоря Ризниченко, он был тогда директором группы. Я вообще не храню никаких архивов, ничего не классифицирую.
ИЛ: В 90-х вы играли и с другими группами...
Всеволод: В это же время, в период клуба "TaMtAm", была группа НИКОГДА НЕ ВЕРЬ ХИППИ. Там был такой Витус Шмерлинг, группа была а ля THE SMITHS. Но это люди значительно моложе меня. Если Лёша Федяков лет на 10 моложе, то участники НИКОГДА НЕ ВЕРЬ ХИППИ моложе меня лет на 20. Они тоже: "Давай-давай! Давай с нами!" И мы сыграли несколько концертов убойной силы, но совершенно бессмысленных с точки зрения моего в них участия. Это был период буйного "TaMtAmа", когда народу битком, никто ничего не слышит, и я среди прочих оказываюсь на сцене. Они мне: "Сева, брат! Ты наш!" и всё такое. Но ничего из этого не получилось. Мы же потом пытались сыграть в других клубах, которые уже начали появляться...
Следующим эпизодом моей биографии было участие в записи альбома Ольги Першиной, она же Перри, которая в то время жила в Англии. Она хотела, зная хорошо английский язык после 10 лет жизни в Лондоне, сделать карьеру музыканта. Ольга записала очень хороший альбом "Ballerina's Dream", где играет очень странный состав: Саша Титов, Олег "Шар" Шавкунов, Коля Рубанов из АУКЦЫОНА и гитарист Рашид Фанин, такой виртуоз, потом он уехал куда-то в Канаду, а тогда играл в группе Z вместе с Олегом Шаром, Димой Каховским и Колей Рубановым. Это был случайный состав, который я собрал, мы быстренько записали несколько песен - я очень доволен результатом.
Потом я сыграл в сольном альбоме Юры Степанова, бывшего пианиста группы МИФЫ, который умер этой осенью в Лондоне. На этой записи Никита Зайцев играл, и я сыграл в одной песенке. В тот же период приезжал Дэвид Томас из американской группы PERE UBU, и мы сыграли тоже составом интересным: Витя Сологуб на басу, я на виолончели и был ещё кто-то... Коля Рубанов? Это были песни Дэвида Томаса, он сказал: "Мне нужен любой состав, лишь бы не было гитаристов, никакого рока мне не нужно". Я сказал, что немножечко на виолончели играю, он: "Неси скорее!" Я помчался домой, потом мы быстренько, на скорую руку сделали чуть ли не 10 песен и выступили в "TaMtAmе" очень успешно. С Дэвидом Томасом мы подружились, я потом ездил к нему в Лондон в гости, и он мне говорил: "Ты, парень, дурак вообще! Зачем ты лезешь в шоу-бизнес? Зачем тебе нужны эти клубы? Играй на виолончели!" (смеётся - И. Л.) Такой он мне давал дружеский совет. Я ему не внял. Но позже, когда у нас была компания "Лаборатория Звука", я привёз сюда Дэвида Томаса и его группу TWO PALE BOYS - такой огромный, 200 килограммов, наверно, весит, Томас и два бледных маленьких англичанина, мальчики этакие. Ломовой был концерт, на который никто не пришёл.
Ещё OPTIMYSTICA ORCHESTRA, в котором я несколько лет участвовал, случайно там оказавшись - сначала чувствовал себя не очень уютно, но потом привык и даже стал получать большое удовольствие от общения с этими людьми. Потом появился мой дуэт с Летицией Садье, француженкой из группы STEREOLAB. Это мой звёздный час. Я группу STEREOLAB слушал, наверно, с 1995 года. Потом Летиция приехала в Петербург на Новый год к друзьям, и мы сделали её сольный концерт в клубе "Платформа", спонтанный. Это был её первый сольный концерт, она вдруг свои песни на французском языке решилась спеть под гитару. Народу на концерте не было, но не в этом дело - мы подружились, она приходила ко мне в гости. И потом, когда я уже стал работать в клубе "Китайский лётчик Джао Да", этот же американец, к которому она сюда приезжала, говорит: "Вам надо играть вместе". Он делал тогда какой-то мастер-класс в Хельсинки и сказал: "Я хочу вас пригласить, чтобы вы сыграли дуэтом". Я отвечаю: "С каких коврижек?" Но она тоже отнеслась к идее со вниманием. Мне оставили два альбома, которые я разучивал. Но потом, когда надо было уже ехать в Хельсинки, она слегла с гриппом. Когда я года через 3-4 всё-таки решил пригласить её в "Джао Да", она прислала мне четыре песни, в которых, по её мнению, виолончель была бы уместна. И я в каждой из них разработал свои партии, в которых я на 100% уверен, за которые я отвечаю. Там вот такой "классический" Гаккель, которого я понимаю. И в "Джао Да" она спела ещё песен десять одна.
И этим же летом Саша Чепарухин, организатор фестиваля "Сотворение Мира" в Казани (на котором я работал стэйдж-менеджером), говорит мне: "Слушай, ты же с француженкой какой-то играешь, давайте вас тоже на фестиваль". Я говорю: "Ну, мы играли в клубе один раз, а фестиваль, где 200.000 человек - это не то же самое". Он: "Да ну, брось, давай!" Тогда я списался с Летицией, она пришла в восторг. Но это была безумная затея, потому что я в Казани работал с утра до ночи: три дня саундчеков и день фестиваля. Прилетела Летиция за день до выступления, мы репетировали у меня в номере. На следующий день сыграли, всё было, с моей точки зрения, идеально, но стояла сорокаградусная жара. Мы играли в три часа дня, публика вся "размазана", её поливают водой, на сцене невозможно дышать - не то что играть. И публика ждёт СПЛИН... Летиция была звездой на этом фестивале, хотя её никто не узнал, никто не вспомнил группу STEREOLAB.
Играл я и с DIE FROZEN ORCHESTRA - есть такие австрияк Ричард Дойч и ирландка Тамара Ли. Он - гитарист австрийской группы METAMORPHOSIS, который здесь пустил корни, собрал вот этот DIE FROZEN ORCHESTRA. Мы попытались вместе поиграть, у нас ничего не получилось, кроме двух песен - зато они получились идеально. И мы сыграли несколько концертов, где выходил я, и мы играли эти две песни. А на днях мы играли вместе с Галей Чикис. Была группа 188910 из Приморска. Галя была первой девушкой, которую я пригласил играть в клуб "Джао Да", она дива. На её концерте подтвердились все мои опасения: это был безупречный выбор в плане артистическом, но публика не пришла, никому это оказалось не нужно. Но я по-прежнему Галю люблю. То, что после года нашего знакомства она мне предложила сыграть - для меня большая честь.
ИЛ: А VERMICELLI ORCHESTRA?
Всеволод: Это самая печальная история из всех выше и ниже приведённых. Она печально и закончилась, к сожалению. У нас с Серёжей Щураковым было категорическое несовпадение. При том, что я на него очень сильно повлиял, и он ничего не мог поделать с собой. Он меня безмерно уважал, но, как только мы начинали что-то делать вместе, выявлялось какое-то противоречие, которое всё время давало о себе знать. Так было буквально с самого начала. Я уходил из VERMICELLI раз пять, уходил надолго. И по прошествии полугода он меня снова приглашал. И даже когда я зарёкся, что никогда более играть не буду, он меня всё-таки пригласил. Он мне был очень близок, и я готов был и хотел так или иначе помочь. Даже когда я взял на себя чисто менеджерские функции - организовал поездку в Хельсинки, выступление в театре "Савой". Мы ездили с большой струнной группой, которую мы назвали TOBASCO STRINGS: две виолончели, два альта и четыре скрипки. Концерт был фантастический, народу в зале было мало - может быть, человек 20 в театре человек на 800. Серёжа очень расстроился. Получилось так, что у нас возник на обратном пути конфликт (вздыхает - И. Л.), и больше нам уже не пришлось ничего делать вместе. Но с точки зрения музыки для меня это было схоже с игрой в АКВАРИУМЕ (я имею в виду период, когда в VERMICELLI ORCHESTRA я играл один на виолончели). И вроде бы там всё на какую-то "троечку" получалось, хотя у Серёжи была очень высокая планка. Но, так или иначе, это был первый опыт, и я туда помещался. Я играл с шероховатостями, погрешностями, но при этом с тем самым несчастным моим звуком. Получается, что какой-то мой звук есть. Несчастный он потому, что Серёжу он категорически не устраивал - у него была планка хорошего академического звука. Потом Серёжа пригласил Васю Попова, лауреата международных конкурсов. Он пришёл и мастерски всё сыграл с лёту. Это для меня были даже не скрипачи АКВАРИУМА - это был дядечка, с которым мы вообще несопоставимые величины. Я пытался его ловить, догонять как-то, ретушироваться - ничего не получилось. Потом был виолончелист Коля Бичан. Мы с ним были вроде бы более совместимы, но всё-таки не очень. Серёжа почему-то решил, что должно быть две виолончели, это ещё было до прихода скрипачей. Но, хотя всё играется по нотам и без отрыва в какие-то импровизации, нужно очень много времени, чтобы сыгрываться. А я в то время ещё упал, сломал руку, полтора месяца был в гипсе и еле рукой шевелил. И вот как раз тогда получилось так, что мне надо было снова восстанавливаться, играть - это я должен был играть с Колей Бичаном. Потом я опять уходил, опять приходил, потом Серёжа решил собрать большую струнную группу. Появилась уже постоянная виолончелистка Юля Рычагова, очень хорошая. У меня было смягчающее обстоятельство - Серёжа пригласил четырёх виолончелистов, трое из них - юные девы из консерватории, и я - седовласый лунь. Естественно, эти девчонки играют просто "ах!". Юля была уже на последнем курсе консерватории, ей было очень неудобно со мной играть. Мы репетировали, наверно, месяц. И в струнной группе я мог за кого-то спрятаться, но участвовать. Потом получались нелепости. Мы играли в концертном зале у Финляндского вокзала - 18 человек на сцене: флейты, перкуссия (Олег Шар на ней играл тогда), барабаны, гитары, бас, аккордеон и 10 человек струнной группы, это был наш первый концерт в расширенном составе. Публика устраивает чуть ли не стоячие овации, и вдруг дело доходит до представления музыкантов. И вот, хотя я самый последний человек в этой истории, как только объявляется моё имя, я срываю аплодисменты в пять раз больше, чем даже Серёжа Щураков. Такие нестыковки. Своим участием я делал какой-то пиар, но, в то же время, вставлял палки в колёса. Возникали совершенно трагические расхождения, конфликт обострялся до такой степени, что было даже не до музыки. И при этом Серёжа говорил, что без меня что-то не то. Они ездили на гастроли в Словению, в Германию, вроде бы там всё хорошо шло. Но Серёжа приезжает и говорит: "Без тебя было скучно, давай, может быть, ещё попробуем". Я ему: "Серёжа, я боюсь". Мы понимаем друг друга, он привозит мне свои новые записи. Я соглашаюсь, потому что мне это близко, но опять категорически отстаю, потому что у них новая программа, Юля Рычагова не в очень большом восторге от того, что ей опять придётся испытывать некоторую неловкость от того, что я - её балласт. Зачем Серёже были нужны две виолончели, я не знаю. В итоге у нас опять ничего не получилось. Но музыка, которую Серёжа писал, по-прежнему для меня самая интересная. Я почитаю за честь то, что я участвовал в этом оркестре.
ИЛ: Вы часто говорите, что тот или иной концерт был хорошим, но на нём было мало слушателей. Вас это не смущает?
Всеволод: Да нет. Я знаю, что это так. Мы позавчера играли с Галей Чикис - было 15 человек друзей каких-то, знакомых. Ну, может быть, потом ещё кто-то случайно забрёл. Я к этому давно привык. Но вот Летиция Садье - для меня это загадка. Я думал, что такое имя должно кого-то привлечь.
ИЛ: А вы нынче можете стать участником какого-то проекта, коллектива?
Всеволод: Нет, уже нет. Думаю, что с Летицией время от времени мы могли бы играть. Но это зависит от неё. И мы слишком далеко друг от друга. Я мог бы сделать, допустим, 10 песен, держать их в рабочем состоянии на тот случай, если где-то что-то удачно сложится. Ну, в Лондоне. Получается, что дешевле, если её кто-нибудь пригласил бы в Москву. Но обычно приглашают в Москву и в Питер. А в Москве они не играют категорически, они не любят Москву, STEREOLAB один раз там играли, но во все остальные разы, когда Летицию приглашали, она отвечала: "Нет, только Петербург".
ИЛ: В 80-х годах была ли какая-то группа, в которой вы могли бы себя представить? Может быть, хотели с кем-то поиграть?
Всеволод: Это была группа АКВАРИУМ. Я ни о чём не помышлял, потому что это было абсолютно моё законное место. Я в эту группу пришёл чуть-чуть позже остальных, но на своё место. В следующие лет 10 я на этом месте сидел прочно. Ни в каких других проектах я себя не представлял. Боб и Дюша, и Файнштейн, и я - мы были абсолютно совместимыми, близкими друзьями. Это была моя группа. Могу совершенно без дураков сказать, что на том этапе она была в такой же степени моя, как и всех остальных участников, и Бори в том числе. То есть Боря был участником группы. Очень важное ощущение, которым он впоследствии, к сожалению, пренебрёг.
ИЛ: Есть ли новые песни Гребенщикова, которые вам бы хотелось сыграть?
Всеволод: Нет. Последний альбом, который у меня появился - "Лошадь Белая". И там я нигде себя не вижу. Всё очень близкое, до боли знакомое, но ни разу во мне не шевельнулось ничего. Один раз я раздосадован был, когда на концерте в ДК им. Ленсовета года три или четыре назад - тогда я сходил на два или три концерта АКВАРИУМА после очень длинного перерыва - они сыграли песню "Второе Стеклянное Чудо" с длинным саксофонным соло. У меня это вызвало несогласие. Мне казалось, что некоторые песни можно больше не трогать, не пытаться сделать лучше. Лучше их вообще не играть, нежели на концерте привести их к среднестатистическому аккомпанементу.
В своё время, года два-три после моего ухода из АКВАРИУМА, мы с Бобом общались близко, в Лондоне вместе жили, я наблюдал за тем, что он делает. Но когда он опять после БГ-БЭНДА взял название АКВАРИУМ, у меня это вызвало, мягко говоря, недоумение. Ладно, я добровольно ушёл из этой группы. А кто тогда были все те люди - тот же самый Дюша, который 18 лет играл в этой группе, Файнштейн, который играл в ней столько же? Кто эти люди, которые остались за бортом и уже не могут пользоваться ни этим названием, ни своим прошлым? И это вызывало у всех досаду, раздражение. У Бори был большой выбор, как назвать свой новый коллектив. БГ-БЭНД - блестящее название. Это был чисто аккомпанирующий состав. Группа АКВАРИУМ - это была всё-таки группа. Группа со своей продолжительностью жизни и со своим прошлым. А теперь там играют какие-то люди, одни приходят, другие уходят, а ты вообще никто. Тут опять какая-то смена, опять Титов ушёл, может быть, ещё какие-то пять человек тоже будут названы АКВАРИУМОМ. И есть какой-то "ранний АКВАРИУМ". Что такое "ранний АКВАРИУМ"? Мне было 38 лет, когда я ушёл из группы "ранний АКВАРИУМ" (смеётся - И. Л.). Выход моей книги "Аквариум как средство ухода за теннисным кортом" не сделал наши отношения с Бобом лучше. По прошествии каких-то лет мы с ним, по счастью, восстановили дружелюбные отношения, но общаться нам при этом вроде бы незачем. Не возникает такого желания: "Вот бы пойти к старому другу на чашечку чая". Это самое большое моё сожаление. Потому что со всеми остальными музыкантами настолько у нас лёгкие отношения - с Файнштейном, с Ляпиным, с Трощенковым, с барабанщиком Майклом Кордюковым. Сашка Титов приезжает из Лондона - каждый раз приезжает ко мне, с детьми уже взрослыми, мы обедаем, ездим в лес за грибами, мы - друзья. Я в песню "Эйяфьядлайёкюдль" хотел позвать музыкантов АКВАРИУМА всех созывов - независимо от того, что со многими из них я вместе никогда не играл. Из последнего состава пришёл только один Шар.
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах