Фанфик для хора и оркестра ("Семь песен о Боге" в петербургской Филармонии, 9.03.2013)
"Зайчик:
Я вышел в лес гулять -
Мне боязно, мне страшно,
Моя душа предчувствием полна...
Хор:
Предчувствия его не обманули!"
Мультфильм "Пиф-паф, ой-ой-ой!", часть 5 "Опера"
Год назад сайт Lenta.ru затеял своего рода группе АКВАРИУМ, которая, как известно, не только наше всё, но и отметила в 2012 году в меру условное 40-летие. В трибьюте поучаствовала огромная куча самых разных музыкантов, сделавших огромную кучу самых разных кавер-версий, слушать которые в основном интересно и даже рекомендуется. При этом некоторые каверы даже к рок-музыке-то не относятся: вот, например, московским Синодальным хором была исполнена песня "Сокол". Говорю об этом отдельно в силу того, что именно из данного кавера выросло произведение, о котором пойдет речь дальше. А именно: композитор Андрей Микита (о существовании коего, полагаю, любители русского рока в целом и АКВАРИУМА в частности не имели до этого ни малейшего понятия) сначала переложил "Сокола" для хора и оркестра, а потом, когда произведение, записанное и размещенное в Интернете, вдруг снискало заметный успех, решился на большее ("я понял, что православные люди хотят творчества", как говорит он сам): отобрал из наследия Бориса Гребенщикова ещё шесть песен "религиозного содержания" и написал ораторию с соответствующим названием "Семь песен о Боге". С Гребенщиковым, понятно, это дело согласовали, он оказался не против (он никогда не против исполнения своих песен кем и как угодно, потому что умный человек) и даже посетил московскую премьеру, состоявшуюся 20 ноября прошлого года. Нынешнюю питерскую, правда, не посетил - я, во всяком случае, в Большом зале Филармонии его не заметила.
В Санкт-Петербурге премьера оратории открывала собой Международный фестиваль "Академия православной музыки", который проходит уже пять лет в СПб, Великом Новгороде и на острове Валаам с благословения патриарха Алексия II. Ею же, премьерой, открывались "Великопостные концерты-2013" в Филармонии, долженствующие способствовать возрождению исторических традиций (нечто подобное, если верить пресс-релизам и буклетам, проводилось в Петербурге с 1851 года и вплоть до революции). На вопрос профанов о том, с чего бы вдруг великопостные мероприятия начались ещё до масленицы, пресс-релизы и буклеты ответствуют, что в эти дни как раз шла Неделя о Страшном суде, то есть вроде как всё правильно. Опять же, духовные лица, выступавшие перед концертом, растолковали присутствующим, что, конечно, в пост развлекаться нельзя, но религиозную музыку слушать вполне можно и даже нужно. Правда, протодиакон Андрей Кураев, который назначен комментировать все филармонические концерты данной серии, о содержании песен БГ высказался достаточно аккуратно - мол, отсылок к разным культурам там много, и понять строчки про Пристера Джона, царя царей Озиманда и хождение по проволоке между небесами слева и пустотой справа можно по-всякому. Если Микита, который до того с русским роком дела практически не имел, простодушно говорит, что он выбирал те песни, которые "попадают в православное русло" и "посвящены общению человека с Богом", то Кураев, который, напротив, с нашими рокерами тусовался немало и куда больше в теме, прекрасно знает, что гребенщиковские тексты и сам БГ - это та ещё головоломка. Более того: адептам ни одной из религий так и не удалось до сих пор однозначно приватизировать БГ, а сам Борис на лобовые вопросы отвечает всегда обтекаемо и вообще предпочитает спускать их на тормозах (потому что, опять-таки, умный человек). И хотя неформалы всея Руси уже лет тридцать считают БГ светочем всяческой духовности, попытки встроить его в сугубо православные официозные мероприятия выглядят достаточно неуклюже. Да и вообще есть неслабое подозрение, что почти всей посетившей премьеру оратории публике куда любопытнее было узнать, во что именно превратит песни БГ заявленная интерпретация, чем вникнуть в контекст события. И если принять те правила игры, согласно коим у нас по всякому поводу любят говорить о пиаре, то на вопрос, кто с помощью кого здесь пиарится, ответить чрезвычайно легко.
Полностью произведение именуется "Ораторией для солистов, двух хоров и симфонического оркестра"; исполнялось оно, соответственно, Российским Национальным оркестром под управлением русско-греческого дирижера Димитриса Ботиниса, хором Михайловского театра и румынским мужским хором "Byzantion". Последний являл собой дюжину мужчин в рясах, стоявших на хорах и иногда певших по-гречески отрывки из тех же самых песен БГ, кои составили основу оратории. Песни такие: "Господу Видней", "Обещанный День", "Серебро Господа Моего", "Ещё Один Раз", "Сокол", "Дубровский", "День Радости". Длительность оратории - 70 минут без антракта. В фойе продавались программки с текстами означенных песен, а также диски с произведением. Кстати, на YouTube ролики с московской премьеры есть, на торрентах записи оратории тоже наверняка можно найти. Но я всё же попробую и сама немного о ней рассказать.
Начну с комментария к заголовку отчета. Фанфик - это когда поклонник (непременно поклонник!) некоей популярной книги либо пишет продолжение этой книги, либо берет какую-то одну сюжетную линию и сочиняет что-то на её основе. Фанфики бывают разные: от слэша (это когда героям мужеска пола внезапно приписываются сугубо интимные отношения) и всяких сюсю-мусю-всех-воскресим-поженим-и-размножим до вполне качественных и даже талантливых сиквелов и приквелов с глубокой проработкой второстепенных персонажей, - подобные опусы порой даже издаются и официально включаются в серию. Общее у всех фанфиков одно: автор оригинального творения ничего такого вообще не планировал и не имел в виду. То есть в нашем случае вышеупомянутое исполнение гребенщиковского "Сокола" Синодальным хором - это кавер и ничего кроме кавера, а вот оратория "Семь песен о Боге" - это безусловный фанфик. Потому что автор никогда не выстраивал эти песни в один ряд, писал их в разные годы по разным поводам и, есть ощущение, тоже ничего такого особенно не имел в виду. Это ещё не упрек композитору, потому что всякое произведение искусства может (и отчасти даже должно) толковаться всеразличным образом, и если Андрей Микита вынес из гребенщиковских песен именно то, что вынес, и пожелал сделать с ними то, что сделал, - он имеет полное право на свою интерпретацию. И вопрос "зачем?" тут совершенно не встает. Но зато вопрос "как?" вызывает многие размышления.
Вообще обработки рок-песен для исполнения их симфоническим оркестром - давно уже не диковина, зачастую их делают сами рок-музыканты, и примеры выступлений групп с оркестрами легко сможет вспомнить каждый меломан. Есть тут, правда, один нюанс: сингеры-сонграйтеры, которых у нас принято называть рок-бардами, обычно этим не занимаются. И не потому что не могут, а потому что незачем: авторская песня - это в общем и целом личное, даже интимное высказывание, которое не нуждается в оркестровке. И тот факт, что зачастую эти авторские песни исполняются и записываются с помощью электрических инструментов, становятся всемирно популярными и звучат из каждого утюга, интимности данного высказывания ни в коей мере не отменяет. Оно изначально написано не для массового хорового исполнения, вот в чем суть. В нём важен автор, важна интонация, важны слова. Мы можем сколь угодно клясть отечественный рок за его текстоцентричность, но уж кого-кого, а Гребенщикова всегда любили именно за текст. И его конёк, главная его особенность - текст и интонация. Если покопаться, то запоминающихся мелодий у него чрезвычайно мало, а те песни, где такая мелодия есть - это, как правило, кавер-версии (ну ладно, переложения) западных вещей. Любой дворовый гитарист вам скажет, что из АКВАРИУМА в его репертуаре присутствует разве что "Рок-н-Ролл Мертв" (то бишь "Ghost Dance" Патти Смит) и, может быть, трехаккордное и потому восхитительно орательное "Немое Кино", а если что-то ещё, то это что-то обычно играется и поется как бог на душу положит, потому что внятной мелодии оно не имеет, да не ради неё-то и писалось.
Что в такой ситуации можно сделать? Взять, скажем, струнный квартет и вокалиста (двух вокалистов) и тихонечко, бережно вытащить из песен БГ все мелодические линии, которые там можно в принципе найти. Расписать вытащенное на сольные партии (тем паче что нетленная красота "Аделаиды" или "Северного Цвета", например, как раз на инструментальных партиях и держится), подкрасить, оттенить, усилить, где надо. И ни в коем случае не задвигать текст. Что сделал композитор Микита? Отдал тексты на откуп большущему хору, который их поет академически пафосно и с выражением (ну, работа у людей такая), но совершенно неразборчиво - не зря же продавали в фойе программки с текстами - и, главное, полностью деперсонифицированно. В интервью Микита, конечно, говорит, что "погрузился в интонации Гребенщикова", и что оратория на многие проценты построена на оных интонациях, но на практике этого, извините, не слышно во всех смыслах этого слова. А когда хор мужчин во фраках и женщин в вечерних платьях грозно бубнит по бумажке о том, как "можно ходить по-албански по стенам, фонарям, потолкам", или же воодушевленно воет про красавца Дубровского на ероплане, и тут вдруг ещё выходит солист и хорошо поставленным тусклым тенором выпевает "Не плачь, Маша, я здесь" - это звучит не просто смешно (БГ, в конце концов, автор достаточно ироничный), это очень китчево звучит. И больше всего напоминает ту самую мультоперу про вышедшего погулять зайчика, которая не только стала образцовой пародией на высосанную из пальца патетику, натужное окультуривание и хождение "классиков" в народ, но и закопала этот подход раз и навсегда.
Что же касается мелодий, то даже следовое их количество (поздний БГ в этом плане, увы, особенно труден для раскопок) оказалось полностью похоронено под пышной оркестровкой. Местами это здорово напоминало киномузыку - за авторством не Эннио Морриконе, хотя и его тоже, а скорее Ханса Циммера, - и в целом оставило впечатление явной избыточности. Это как с одеждой: можно взять простую серую ткань - и либо при помощи грамотного кроя и умелого следования фактуре создать шедевр красоты и элегантности, либо скрыть эту ткань под множеством пестрых бантиков, рюшей, оборок и стразиков. Я не знаток классической музыки, но слушала её немало, и у меня как-то редко возникало ощущение, что многие звуки и партии в том или ином произведении - лишние. Здесь же это чувство присутствовало постоянно. Да, гирлянды, рюшечки, бантики, оборки, стразики. Да, избыточность, желающая казаться глубиной, и иллюстративность, заменяющая выразительность. Да, затянутость и сусальный буквализм финала (перезвон как бы колоколов, журчание как бы ручейков). То самое, что в иных кругах назвали бы "богато накрыли поляну". То самое, чего у самого АКВАРИУМА никогда не было, несмотря на привычку БГ - особенно в альбомах последнего десятилетия - звать на запись кучу сессионщиков, играющих на чем ни попадя. В АКВАРИУМЕ, несмотря на всю его эклектику, несмотря на весь хаос текстовых и музыкальных заимствований, на множество промахов и странных решений, неизменно оставался очень простой стержень - стержень личного высказывания. И потребность в этом высказывании существенно отличается от потребности "показать себя как композитор, используя все известные и доступные композиторские средства" и произвести смычку культуры с массами. Обертка-то и вправду может быть какой угодно, - главное, чтоб она не подменяла собой то, что под оберткой.
В общем-то, всё прозвучавшее оказалось весьма сходно с православием в обывательском его понимании: обильно позолочено, декларативно духовно, неразборчиво, многолюдно, помпезно и незапоминаемо. Я не хочу сказать, что так понимает православие композитор; я всего лишь хочу сказать, что ровно такое ощущение оставляет его оратория.
Букеты цветов, которые в финале вручались композитору, вышедшему на поклон, и солистам хора и оркестра, были вынесены специальными девушками из-за кулис. Аплодисменты, правда, звучали настоящие, от восторженной публики, которой на премьере был полный зал. Впрочем, примерно с 1986 года публика аплодирует абсолютно всему, к чему имеет отношение Гребенщиков, - отчего ж ей не встретить овацией фанфик по его произведениям? Хотя я сама порекомендовала бы послушать что-то другое: ну, скажем, кавер-версию от ОРГИИ ПРАВЕДНИКОВ или от ТЕРРИТОРИИ ТИШИНЫ. Там, конечно, нет ни хоров с оркестрами, ни протодиакона Кураева, ни сусального золота, ни возрождения исторических традиций, ни даже текста - зато есть живое чувство, и мелодия, и красота, и любовь. И БГ.
В Санкт-Петербурге премьера оратории открывала собой Международный фестиваль "Академия православной музыки", который проходит уже пять лет в СПб, Великом Новгороде и на острове Валаам с благословения патриарха Алексия II. Ею же, премьерой, открывались "Великопостные концерты-2013" в Филармонии, долженствующие способствовать возрождению исторических традиций (нечто подобное, если верить пресс-релизам и буклетам, проводилось в Петербурге с 1851 года и вплоть до революции). На вопрос профанов о том, с чего бы вдруг великопостные мероприятия начались ещё до масленицы, пресс-релизы и буклеты ответствуют, что в эти дни как раз шла Неделя о Страшном суде, то есть вроде как всё правильно. Опять же, духовные лица, выступавшие перед концертом, растолковали присутствующим, что, конечно, в пост развлекаться нельзя, но религиозную музыку слушать вполне можно и даже нужно. Правда, протодиакон Андрей Кураев, который назначен комментировать все филармонические концерты данной серии, о содержании песен БГ высказался достаточно аккуратно - мол, отсылок к разным культурам там много, и понять строчки про Пристера Джона, царя царей Озиманда и хождение по проволоке между небесами слева и пустотой справа можно по-всякому. Если Микита, который до того с русским роком дела практически не имел, простодушно говорит, что он выбирал те песни, которые "попадают в православное русло" и "посвящены общению человека с Богом", то Кураев, который, напротив, с нашими рокерами тусовался немало и куда больше в теме, прекрасно знает, что гребенщиковские тексты и сам БГ - это та ещё головоломка. Более того: адептам ни одной из религий так и не удалось до сих пор однозначно приватизировать БГ, а сам Борис на лобовые вопросы отвечает всегда обтекаемо и вообще предпочитает спускать их на тормозах (потому что, опять-таки, умный человек). И хотя неформалы всея Руси уже лет тридцать считают БГ светочем всяческой духовности, попытки встроить его в сугубо православные официозные мероприятия выглядят достаточно неуклюже. Да и вообще есть неслабое подозрение, что почти всей посетившей премьеру оратории публике куда любопытнее было узнать, во что именно превратит песни БГ заявленная интерпретация, чем вникнуть в контекст события. И если принять те правила игры, согласно коим у нас по всякому поводу любят говорить о пиаре, то на вопрос, кто с помощью кого здесь пиарится, ответить чрезвычайно легко.
