 |
| |
|
|
| |
Илья Сёмкин: "Образы - это ещё не вся песня"
Так происходит уже около двадцати пяти лет: Илья Сёмкин ощущает формы, переживает смыслы, сочиняет песни. Перестаёт сочинять, потом снова берётся за это дело. Его авторская манера может показаться однообразной, но не вымученной. Оригинальные интонации были присущи Илье с самого начала его явной для людей творческой деятельности. Хотя в его вроде бы однообразной музыке можно услышать и городской романс, и кантри, и хард-рокковые риффы, и какие-то более архаичные фольклорные элементы. Что касается его песенной поэзии, то по большей части она очень наивна - Илья не стесняется этой наивности ни тогда, когда говорит прямо о том, что его волнует, ни тогда, когда пытается играть с создаваемыми им образами. Он не пытается казаться мудрым, и в этом его особая искренность. Творчество Сёмкина очень неровно, порой он подолгу как будто блуждает среди невнятных словесных оборотов. Но на девяти его альбомах (один из них - концертник) есть такие мощные, пронзительные песни или даже отдельные строки, после которых от него легко ждать и новых откровений. И хотя Илья на сегодняшний день известен относительно небольшому кругу слушателей, для меня рассказ о развитии песенной традиции в Санкт-Петербурге без упоминания о нём был бы неполным.
 Игорь Лунев: В разные периоды жизни на твоё творчество ощутимо влияли некоторые другие авторы. При этом ты всегда сохранял собственную манеру и в сочинении песен, и в их исполнении - то, что, вероятно, можно даже назвать твоим стилем. А тебе нравится испытывать влияния? Получаешь ли ты от этого удовольствие?
Илья Сёмкин: Наверно, нравится. Энергия передаётся от одних людей другим, и ничего зазорного в том, чтобы брать энергию у кого-то, к кому она тоже пришла откуда-то, и передавать её дальше, нет. Это, по-моему, в творчестве нормальный процесс, если ты, пользуясь полученной от кого-то энергией, вкладываешь в неё своё содержание. Это не плагиат - просто подзаряжаешься энергией от кого-то другого. Для творчества можно подзаряжаться энергией разными способами: можно, например, влюбиться в кого-то, а можно влюбиться в чьё-то творчество. Я знаю, что у меня многие песни были написаны, когда я был очень сильно очарован какими-то творческими людьми. Что интересно, мой результат далеко не всегда напоминал исходник.
ИЛ: Почему ты всё-таки не перезапишешь ещё хотя бы некоторые из твоих песен, написанных в 80-е годы?
Илья: Почему-то неинтересно. У меня вообще плохая эмоциональная память. И то, что было со мной даже несколько лет назад, мне представляется очень далёким и туманным, как сон - по эмоциям. Как будто это было не со мной. Поэтому песни 80-х - это уж было совсем не со мной. Я никогда не любил записывать чужие песни, а для меня эти мои старые песни - почти то же самое, что чужие.
ИЛ: А почему чужие не любишь записывать? Ты же с удовольствием исполняешь их во время застолий, например.
Илья: Исполнение во время застолий - это одно. Вот Макаревич и Гребенщиков выпустили альбомы песен, которые мы любим петь за столом. Они там поют "Чубчик Кучерявый" и тому подобное. Это нормально, когда это поётся за столом, но художественной ценности как самостоятельное произведение не представляет. Мне так кажется.
ИЛ: Почему? Каждый человек, который исполняет, например, народную песню, вносит в неё что-то своё. Бывает, что один и тот же текст можно по-разному исполнить, и даже его смысл от этого может как-то измениться...
Илья: Наверно, я не чувствую себя до такой степени исполнителем. Чтобы дать песне какую-то новую жизнь, нужно чувствовать себя исполнителем, интерпретатором. То, что я играю во время застолий, хорошо во время застолий, и это чаще всего просто имитация манеры тех, кто изначально ту или иную песню исполнял. Наверно, я больше автор, чем исполнитель.
ИЛ: Во время каждого твоего всплеска активности ты начинаешь много выступать и обнаруживаешь, что твои песни имеют успех у публики. Почему за все годы музыкальной деятельности у тебя не возникло желания как-то этот успех закрепить, собрать группу, например, играть по клубам более или менее регулярно? Альбомы бы лучше продавались... Ведь и музыканты, думаю, есть, готовые с тобой играть.
ИС (усмехается): На этот вопрос долго можно отвечать, потому что причин много.
ИЛ: Скажем так: не смог или не захотел?
Илья: Могу и так коротко ответить. Но если отвечать правдиво, то тут действительно надо назвать несколько причин. Во-первых, я не скажу, что моя аудитория как-то увеличивалась при этих всплесках или уменьшалась тогда, когда нет этих всплесков. Речь тогда уж идёт о глобальном расширении аудитории, которым я никогда не занимался.
ИЛ: А почему не занимался?
Илья: А потому что это уже немножко другая область, чем чистое творчество. Человек ставит целью именно расширение аудитории и предпринимает для этого соответствующие шаги: собирает группу, альбомы разносит по разным радиостанциям, пытается их там где-то пристроить. Находит директора, который пытается организовать какую-то активную концертную деятельность, или сам этим занимается. Все эти усилия прилагаются именно тогда, когда человек хочет раскрутиться.
ИЛ: А ты не хочешь?
Илья: Не знаю... И так нормально вроде.
ИЛ: "Нормально" в каком смысле? Творчеству твоему не мешает отсутствие широкой аудитории, это понятно...
Илья: Ну, не помешало бы и присутствие этой аудитории...
ИЛ: Хороший ответ.
Илья: Но, допустим, наличие постоянных музыкантов уже может помешать. Потому что у музыкантов свои амбиции, свои заморочки. В конечном итоге человек оказывается заложником коллектива. Дело в том, что у меня всегда проблема с интервью, потому что многие вещи я делаю, не задумываясь, интуитивно. Вот сейчас приходится думать, почему я так делаю. У меня, например, давно сложилось правило по поводу выступлений: я никогда не отказываюсь, сыграть (если у меня есть возможность), когда меня зовут, и никогда не предпринимаю ничего для этого сам. То есть я жду, когда меня позовут, чтобы не отказаться.
ИЛ: А это с чем связано? Понты? (общий смех)
Илья: Да нет, не понты. Просто если это кому-нибудь нужно, значит, меня позовут. Если не позовут, значит, и не нужно. Что касается коллектива, то мне нравится исполнять песни под гитару и давно-давно хочется альбом записать под гитару. Но каждый раз меня сбивают с толку, говорят, что это никто не будет слушать, пугают меня этим, и мне приходится созывать музыкантов... Другое дело, что я, начиная с 90-х годов, стараюсь все песни фиксировать. Ни одной песни не было выброшенной и не выпущенной. Были у меня попытки, когда я писал и музыку, и текст, но понимал, что всё это разваливается, и песня не получалась. Такие песни уничтожались, не родившись. А все песни родившиеся, удачные, неудачные, все песни, которые я показал хотя бы двум-трём людям, записаны.
ИЛ: А как может быть песня родившейся, но неудачной? Ведь неудачная - это та, которая у тебя разваливалась, и ты её уничтожил.
Илья: Я имею в виду не полную неудачу, а частичную. Более удачные и менее удачные есть песни. Скажем так, у меня в альбомах есть песни, которые я не буду играть на концертах. Потому что они недостаточно мне нравятся для этого. Но в альбомах они всё-таки остались. Допустим, есть песня с альбома "Рычание Ягнят" (записан и выпущен в 1999 г. - И. Л.), "Ещё Раз О Тебе" называется. Вот такая песня появилась, я её сыграл несколько раз на квартирниках... Когда песня только появляется, её отыгрываешь в какой-то начальный период на подъёме, потому, что она новая, а дальше уже, если песня неудачная, она перестаёт играться. Хотя у меня это довольно редко бывает.
ИЛ: Ты умеешь в песнях выражаться очень ёмко и ясно, говоря о том, что волнует многих. При этом ты норовишь "украшать" строчки туманными и малоосмысленными образами. Зачем тебе это? Ведь ты можешь писать просто, не теряя при этом поэтичности.
Илья: Опять же, вот мы говорили о влияниях. Изначально с детства два человека оказали большое влияние на меня - Макаревич и Гребенщиков. У Макаревича всё достаточно прямо и чётко сказано. А когда я услышал Гребенщикова, я там услышал кучу всего лишнего, как бы бессмысленного, но именно это придавало жизнь, красочность. Песни Макаревича показались чёрно-белым кино, а песни Гребенщикова - цветным. Я когда-то читал "Манифест сюрреализма", так само понятие сюрреализма построено на том, что две несочетаемые вещи складываются в один образ, грубо говоря.
ИЛ: Но это всего лишь провокация.
Илья: Вот эта провокация меня возбуждает в искусстве. Простую песню можно написать только по очень конкретному поводу. Вот я боялся, что меня заберут в армию, я написал "Пацифистический Рок-н-Ролл", очень прямой и с очень простыми словами. Я влюбился, я написал достаточно простую песню про то, как я люблю и хочу быть с этим человеком. Но если я нахожусь в обычном состоянии, мне нужна какая-то цветастая реальность, чтоб меня развеселить. Кстати, интересно, что когда я показал свои песни, написанные в старших классах школы, людям из "Сайгона", они были уверены, что это написано под наркотиками.
ИЛ: Но ведь ты понимаешь, что не требуется особого ума или изнурения себя какими-то галлюциногенными препаратами, чтобы подобные образы плодить километрами. В принципе, ты же в состоянии это делать, но тебе просто не хочется. У тебя нет такого побуждения - ежедневно писать, например, по одной песне.
Илья: Потому, что образы - это хотя и ценная составляющая песни, но это ещё не вся песня. Ещё что-то другое требуется.
ИЛ: Я почему про это спросил... Часто люди выдают какие-то фразы, только чтоб на публику впечатление произвести. Но за тобой я такого особого желания не замечал.
Илья: Я хочу на себя произвести впечатление. Я всегда, когда пишу, стараюсь произвести впечатление на себя.
ИЛ: Но ты поступаешь с собой довольно грубо. Не пытаешься ли ты любым способом вызвать у себя ощущение нервной дрожи? Ведь когда человек дрожит без повода, это ненормально.
Илья: Не любым способом. Если бы это было так, у меня было бы гораздо больше песен, наверно, и гораздо больше всех этих штук. А я это всё-таки использую экономно. Потому что есть ощущение, что этим нельзя злоупотреблять.
ИЛ: И всё-таки ты порой услаждаешь себя приятно оформленным бредом?
Илья: Отчасти. Чтобы появилась песня, нужно несколько составляющих. И эта составляющая не может быть единственной и не может быть даже главной у меня. Законы появления песен для меня... Там что-то более есть серьёзное. А услаждение какими-то бредовыми образами присутствует, но по ходу дела.
ИЛ: Так чего больше в твоём творчестве - чисто эгоистических побуждений или каких-то других? Или коммуникативных, например? Желания себя потешить или найти близких по духу людей или желания выразить нечто сверхличное?
Илья: Я думаю, у меня всё очень просто. Мы уже говорили по поводу энергии, которая передаётся. Когда я лишён энергии, у меня не возникает желания писать песни...
ИЛ: То есть ты пишешь всё-таки, находясь на эмоциональном подъёме?
Илья: Да. Когда есть переизбыток этой энергии, откуда-то он взялся - или мне просто стало в жизни очень в кайф, и меня прёт от этого, или я наслушался какой-то очень кайфовой музыки... Я увидел какого-то очень кайфового человека и мне не то что хочется про него написать, но я просто получил эту энергию и мне её нужно отдать. Отдать - это не значит записать альбом, наметить тур концертный, просто мне нужно её выместить. Вот я написал песню, она уже вымещена. А по поводу коммуникативной функции... На самом деле, она мне очень нужна. Всякое человеческое и не только человеческое существо ищет любви, и песни очень в этом помогают. Когда играешь песни, которые нравятся людям, ты чувствуешь любовь этих людей, иногда даже не совсем заслуженную, потому что это любовь к этим песням, а не к тебе. Но ты её воспринимаешь как любовь к себе.
ИЛ: Незаслуженно... А ты не полагаешь, что это какой-то мухлёж, способ вырвать у людей то или иное отношение, чувство при помощи мелодических или текстовых ходов?
Илья: Опять же, я бы это чувствовал, если б у меня не было желания играть, а я пошёл бы играть с целью именно эти ощущения получить. А если я иду играть, и мне хочется выплеснуть энергию, прежде всего, а заодно получить и вот это ещё, то нормально. Понимаешь, когда девушка выходит замуж... Если она выходит замуж по большой любви, и вдруг её любимый человек оказывается богатым, ничего в этом плохого нет, а если она выходит за него только из-за того, что он богатый, это другое дело. Вот примерно так.
ИЛ: Из тех музыкантов, которые с тобой записывались, выступали, есть те, с кем ты хотел бы возобновить сотрудничество?
Илья: Во-первых, есть люди, с которыми я и возобновлял сотрудничество через много лет - это Вадик Петухов (барабанщик, известный по участию в группах ПАТРИАРХАЛЬНАЯ ВЫСТАВКА, ТАМБУРИН - И. Л.), Саша Фомичёв (саксофонист, играл в ПАТРИАРХАЛЬНОЙ ВЫСТАВКЕ - И. Л.), Миша Атласов (бас-гитарист, играл в группе АВАРИЯ, а также с Борисом Чистым - И. Л.). С ними я, наверно, и ещё бы возобновил... Из тех, с кем я играл однажды как-то так случайно, и о игре с кем у меня остались очень хорошие воспоминания, и, может, я бы эти опыты повторил, я могу назвать Толика Журавлёва (барабанщик, игравший во многих питерских группах, например, в САМЫХ НЕПРИЯТНЫХ КАВАЛЕРАХ, КОРПУСЕ-2 - И. Л.) и Олю Волкову (флейтистка, ныне играющая в группах ОДИНОКИЙ ЛЁТЧИК, XENOS, БУБЕНЦЫ - И. Л.). Вот с этими людьми за последнее время было приятнее всего работать.
ИЛ: Ты неоднократно давал понять, что в первую очередь тебя интересует песня сама по себе. Почему тогда при записи альбомов ты экспериментируешь со звуком? По крайней мере, первые три твоих альбома звучат так, будто ты специально задавался целью что-то менять в плане звука.
Илья: Действительно, в принципе была такая цель - чтоб альбомы были не похожи друг на друга. Кстати, это одна из причин, по которым не хотелось бы иметь постоянный состав. Мне кажется безумно скучным взять электрогитару, бас, барабаны, клавишные и записать с этим набором двадцать альбомов или тридцать. Хочется чего-то новенького попробовать. Я на самом деле впервые это вкусил, когда только-только начал писать песни в 16 лет, и мы начали первые опыты звукозаписи с Капраловым, с Фомичёвым, с Книзелем (Илья говорит о своей первой группе ЦВЕТНЫЕ СНЫ. Сохранился даже альбом этой группы, но Илья не хочет его тиражировать - И. Л.). И вот, мы начали пробовать какие-то детские дудки, трубу, саксофон, металлофон, фортепиано (причём никто на нём толком не умел играть), примочки там какие-то, "кваки" самодельные. И меня поразило тогда, как это всё интересно может быть.
ИЛ: В основе каждого твоего альбома лежит цикл песен, написанных в какой-то конкретный предшествовавший записи период. Лишь иногда ты добавляешь понемногу что-то из старых запасов. Что для тебя всё-таки главное событие - песня или альбом?
Илья: Безусловно, основное событие - песня. По крайней мере, она становится событием или нет в зависимости от своей удачности или неудачности, о чём я уже говорил. А что касается альбома, то альбом - это ещё одно событие. Когда этих песен становится столько, что их можно собрать в альбом, тогда появляется ещё дополнительный кайф. Наверно, как у поэта, каждое стихотворение - событие, а вот сборник, то есть книга - это ещё одно событие. Мне кажется, что если я написал песни за какой-то период моей жизни, это уже само по себе концептуально. У меня на обложках всех альбомов, начиная с "Радио Чёрных Птиц" (2002 г. - И. Л.), написано: "Все песни написаны в период с такого-то по такой-то месяц такого-то года". Почему-то мне это кажется важным. Цель альбома - зафиксировать этот период моей творческой жизни.
Автор: Игорь Лунев
опубликовано 12 марта 2008, 13:06
Публикуемые материалы принадлежат их авторам.
Другие статьи
|
|
| |
|
|
|  |
|