"Советская Молодежь" (Рига) 23.06.1990 (Александр Новиков)

[Старый Пионэр]

Александр Новиков: «Я НЕНАВИЖУ СИСТЕМУ, ПОДАВЛЯЮЩУЮ СВОБОДУ МЫСЛИ...»

Наши нештатные корреспонденты в Свердловске Игорь КОЛОМИЕЦ и Евгений СУСЛОВ встретились с Александром НОВИКОВЫМ — свердловским музыкантом и поэтом, имя которого, как и имя другого свердловчанина — Сергея Кузнецова, — долгое время не сходило с уст защитников прав человека в нашей стране и за ее пределами.
Еще в феврале он находился за решеткой.
Тогда же, в феврале, на одном из митингов появился лозунг: «Меняем Новикова на Новикова». Второй Новиков — глава местной Советской власти, — видимо, понимался как имя нарицательное, обозначающее провалившуюся систему административной власти.
И этот обмен состоялся. В переносном смысле, конечно. Председателя горсовета прокатили на выборах, а борца-музыканта освободили из-под стражи.
Возможно, когда-нибудь Саша напишет книгу о годах, проведенных в застенках.
Это же интервью — о другом...

КОРР.: Вне всякого сомнения можно сказать, что сфабрикованное обвинение и тюрьма, кроме огорчений, сделали тебе и неплохую рекламу. Иначе говоря, неуклюжие действия властей вызвали появление героя, кумира молодежи. В нашем представлении герой — это тот, кто творит жизнь вопреки смерти, кто побеждает смерть. Тебе приходилось смотреть в Ивдельских лагерях смерти в глаза?
Новиков: Да, было такое. Мне в жизни приходилось смотреть в лицо смерти не только в лагерях. Смерть может наступить раньше, чем ты почувствуешь ее дыхание. Бывали такие случаи, когда надо было делать решительные шаги. И я не скажу, что где-то отступил. Я довольно смелый человек. Во всяком случае, таким себя считаю. Что касается «рекламы» — так уж вышло, видимо. Я не собирался в тюрьму. И если стал кумиром, то не за тюремное сидение. Это было бы слишком дешево. Тюрьма — расплата за ту же смелость. Народ русский — он так устроен. Душа народа всегда тяготеет к страдальцам, к людям смелым. Россияне этим и отличаются от других народов. Поэтому и святые у русских все великомученики. Вот отсюда эти корни, корни национального духа.

КОРР.: Один из основателей социалистического реализма в литературе считал, что нужно любить то, что делаешь, и тогда труд — даже самый грубый — возвышается до творчества. Но ведь лопатой или киркой сколько ни работай, а творческой личностью себя не почувствуешь?
Новиков: Нет, конечно. Совершенно порочная, на мой взгляд, идея — исправление трудом. Потому что труд в исправительно-трудовых учреждениях используется в виде наказания. То есть труд обязательный, самый грубый и тяжелый. Труд должен быть люб человеку. Независимо от того, материальное это или интеллектуальное производство. В любом случае труд должен быть добровольным, свободным. Это во-первых. Во-вторых, дело даже не в основоположнике соцреализма. У меня до сих пор вызывает недоумение словосочетание СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ. Он живет и здравствует 70 лет. Десятки миллионов жертв за эти годы — вот реализм. Крестьяне, насильно загнанные в колхозы, так называемые кулаки, превращенные в лагерную пыль... да и все люди, принесенные в жертву социализму, — вот реализм. Таковы политические реалии, как говорит наш президент. Сегодняшние реалии — сплошные просчеты руководства, страна, загнанная на край обрыва. Эти реалии тоже из области социалистического реализма. Так что это такая гадость, которая просто не имеет права морального на существование.
Там, где сидел я, в основном была молодежь, совершившая преступления тяжелые, уголовные. Лагерная система трудового перевоспитания не оставляла человеку сил и свободного времени для иных занятий. Эта система очень жестокая. Она подавляет и истребляет в человеке личность при помощи грубого физического труда и совершенно скотского обращения. Это характерно для всех лагерей Советского Союза. Впрочем, Союз — это и есть лагерь большой. И структура лагеря исправительно-трудового — она совершенно схожа со структурой нашего государства.

КОРР.: Если так можно выразиться, то ты поешь в жанре городского романса. В чем феномен этого жанра, где его истоки? Ведь он характерен только для нашей страны. В других странах он не принимает такого социально-бытового оттенка, как у нас.
Новиков: Коротко это объяснить трудно. Действительно, жанр городского романса не имеет аналогов в мире. Это, так сказать, русский шансон. Наш быт, наш социальный уклад и государственный строй даже, если хотите, — они предопределяют возникновение протеста какого-то, вызова тому, что нас окружает. Это проявляется везде: в прозе, в стихах. Ну и в авторской песне тоже. Хотя можно петь и «Белые розы». Это ведь тоже авторская песня, но в ней отсутствует какая-либо позиция.
Из этого жанра мне очень близки Галич и Высоцкий. Если бы не было Галича, Высоцкого, то, наверное, не было бы и меня как творческой личности. На пустом месте я вряд ли бы появился.

КОРР.: Ты считаешь Галича и Высоцкого своими учителями?
Новиков: Они — учителя. Даже можно так сказать: Галич — дедушка, а Высоцкий - папа.

КОРР.: Без поддержки семьи, друзей, знакомых, «Комитета защиты А. Новикова» тебе пришлось бы, конечно же, очень туго. Скажи, а кто-либо из популярных музыкантов, исполнителей пытался тебе помочь? Тебя ведь сослали в края «не столь отдаленные» не безвестным музыкантом.
Новиков: Нет. Никто, кроме родных и близких людей, с которыми я работал в последнее время до ареста, не отстаивал мое освобождение. Ни даже коллеги по перу и струне, никто. Никто мне писем не писал, ни у семьи не интересовался, как там я и что со мной. Помогали только Вилли Токарев (с ним удалось встретиться моей жене) и корреспондент свердловской молодежной газеты «На смену» Сергей Нохрин.

КОРР.: Впервые за рубежом твои песни и комментарий к ним прозвучали в 1984 году по «Немецкой волне». Немногим было известно, что человека преследуют по политическим мотивам, что ему вменили в вину преступление уголовного характера...
Новиков: Именно так было задумано и сделано. Это типичный случай инкриминации уголовного преступления человеку по политическим мотивам. Потому что политического заключенного не выпускает из внимания Запад, общественные организации Запада. Зная нашу варварскую систему и то, что политзаключенных у нас много, они борются за их освобождение. Мной иностранцы заниматься не могли. Потому что был сделан «ход конем» — и началась кампания в прессе, что Новиков посажен не за песни, а за уголовное преступление.

КОРР.: Скажи, а статья-покаяние «Да, я хотел дешевой славы», опубликованная в «Советской России», — это из той же гнусной серии?
Новиков: Клевета. Насквозь клевета. Обыкновенная «утка».

КОРР.: В названии вашей группы «Внуки Энгельса» содержится тайный смысл или это просто игра слов?
Новиков: Обыкновенное ерничество. Но название родилось без меня. Я тогда еще сидел в лагере. Это та же самая группа, с которой я записывал первый свой альбом «Вези меня, извозчик» (по названию первой песни). После того как меня посадили, их разогнали, не давали устроиться на работу. Они подверглись, прямо скажем, репрессиям. Потом половина группы ушла в «Наутилус Помпилиус», и там они работали до момента развала группы «Наутилус»... А потом они опять собрались и назвали себя «Внуки Энгельса». После освобождения мы соединились и уже записали новый альбом.

КОРР.: Саша, пожалуйста, несколько слов о группе в лицах.
Новиков: Абсолютно классная группа. Владимир Елизаров, руководитель группы — аранжировщик. Все песни, которые крутится на пленке, выполнены им. Клавишник — Алексей Хоменко. Мы все примерно одного возраста. С Елизаровым даже вместе в школе учились 20 лет назад.

КОРР.: После школы, наверное, еще где-то учился?
Новиков: Учился в институтах. Но больше для того, чтобы можно было где-то играть, иметь какую-то базу, а не для того, чтобы учиться. Продолжу о группе. Барабанщик — Игорь Злобин. Он до этого работал в группе «Чай-ф», правда, давно. Алавацкий Виктор — бас-гитарист. Он тоже из группы «Наутилус Помпилиус». Вот, кажется, все. А название они выбрали по аналогии с известными «внуками Маркса» и «детьми лейтенанта Шмидта».

КОРР.: Саша, ты начинал играть с такими корифеями свердловского рока, как Бутусов, Пантыкин. Длинным был путь к тому жанру, в котором ты сейчас поешь?
Новиков: К своему жанру я, конечно, пришел не сразу. Ну, корни у нас одни. Мы примерно одного возрастного поколения с Пантыкиным. Он, правда, помладше меня. Бутусов еще младше. Но на музыкальном поприще у нас небольшой разрыв во времени. Мы из одного поколения, которое воспитывалось на «Битлз», «Пинк Флойд». Я, например, счастлив, что мое детство прошло под «Битлз», а не под «Ласковый май». К авторской песне я пришел... не знаю... Вот шел, шел, чего-то все-таки хотелось в жизни сделать. Я сначала не верил, что вот так смогу. Это казалось недосягаемой вершиной. А когда занимался рок-музыкой, писал тексты, я понял, что могу что-то в жанре городского романса. Сначала писал песенки в порядке шутки, в порядке забавы. Когда вышел концерт Вилли Токарева и Александра Розенбаума, я послушал и... мне захотелось сделать нечто в этом роде. И я сделал. Это был концерт 1984 года, первая песня в котором — «Вези меня, извозчик». Отсюда пошло и поехало. Я понял, что это моя стезя, мой жанр. Мне легко в нем работать, легко выражать мысли и настроения. Это дело я люблю и занимаюсь им с удовольствием.

КОРР.: Вы записываете сейчас новый магнитофонный альбом, туда, видимо, войдут 120 песен, написанные тобой в неволе? Стоят ли над вами и сегодня «дяди» из обкома или отдела культуры?
Новиков: Я рассчитываю три альбома записать. Один уже записан. Там 13 песен. Еще вот один запишу. Там будет 15 песен. У каждого магнитофонного альбома свое название. Первый альбом, скажем, ироничный такой. Другой альбом тяжелый, туда войдут другие песни. С третьим я еще до конца не решил. Что касается цензуры, то «дяди» из обкома мне сейчас никак не мешают. Я не чувствую никакого давления, никаких помех. Ну, не знаю, может быть, пока не чувствую.

КОРР.: Жизнь устроена дьявольски искусно: не умея ненавидеть, невозможно искренне любить. Когда ты испытал в своей жизни пик ненависти и апогей любви?
Новиков: Я крайне ненавижу ту систему, которая подавляет человеческую личность, подавляет свободу мысли. Мои песни — конкретное проявление этого состояния. Понимаете, эта система унесла миллионы моего народа. Я к этому народу принадлежу. Я — россиянин.

КОРР.: Ты коренной свердловчанин?
Новиков: Я не свердловчанин, я — россиянин. Как я могу эту систему не ненавидеть? Ее даже патриарх Тихон предал анафеме в 1918 году. Если хотите, то можете прочитать ее текст в журнале «Наука и религия» за 1989 год. Я понимаю и разделяю мысли Солженицына. Александра Исаевича я перечитал всего. Он прошел весь ужас и кошмар лагерей и пришел к мысли, что эту систему надо ненавидеть во избежание ее повторения. А проявление любви... Я жизнь люблю — вот и все. Я радуюсь возможности проживать ее небесполезно. 5 лет из жизни в лагере не выкинешь, но это моя жизнь.

КОРР.: И жизнь тех ребят, твоих друзей, которые еще остались там...
Новиков: Они сидят. Сергей Богдашов, Толик Собинов. Я сейчас как раз занимаюсь тем, что бьюсь за их освобождение через ЦТ, через прессу. Пишу ходатайства всякие, жалобы. Они написаны, но ответов пока нет. Хочу предпринять еще одну акцию: послать на российский съезд петицию — и пусть депутаты решат. Понимаю, что съезду сейчас не до судьбы Богдашова и Собинова, но какая-то комиссия по разбору жалоб все равно есть. Я думаю, что бесследно это не пройдет. О нем знают все депутаты свердловские. Моя жена лично к Ельцину обращалась.

КОРР.: Ты, наверное, уже представил свой первый выход на сцену?
Новиков: Смутно.

КОРР.: Что бы ты сказал зрителям?
Новиков: Я не готовлю заранее речей. Приходите на концерт, включайте диктофон и услышите...